…Кто – на «своей», кто – на такси.
Я – на «стреле», от трёх вокзалов,
к игумену всея Руси
сквозь частокол лесных завалов,
по лезвиям стальных путей…
И вот, златое покрывало
поверх сложившихся идей
из камня, веры и металла
уж режет глаз.
Ряды икон,
поделок, меха и матрёшек
да вековечный перезвон
над торжищем трещащих ложек.
С поклоном в толщу древних стен,
с поляком смирным и китайцем
вхожу.
А вечер загустел,
и Лавра колокольным пальцем
цепляет перстенёк Луны
и две космических серёжки.
Церква’ впотьмах, как валуны
с каймой из каркающей крошки,
лежат.
Вкруг – пена облаков.
Храм небольшой,
и вереница из толщи считанных веков
туда провисла и струится,
в огонь свечей…
Ну, что ты, Русь,
опять стоишь у древней раки?
Как банный лист прилипла грусть?
В предчувствии ли новой драки
пришла, смиренна, на поклон?..
А сам-то что? Стихом недужен,
златосеребрянников клон,
историей не обнаружен –
чего ты ждёшь, смешной акын?
Как все, как вся, наверно, чуда,
пусть с облупившийся алтын,
пускай с солёное эскудо...
И вдруг "под ложечкой", слегка…
как будто стёртая подкова
коснулась трупа седока
в бурьяне поля Куликова...
Акафист в куполе кружил
над ладана завесой млечной.
И я матрёшку положил
китайцу в рюкзачок заплечный.
Я – на «стреле», от трёх вокзалов,
к игумену всея Руси
сквозь частокол лесных завалов,
по лезвиям стальных путей…
И вот, златое покрывало
поверх сложившихся идей
из камня, веры и металла
уж режет глаз.
Ряды икон,
поделок, меха и матрёшек
да вековечный перезвон
над торжищем трещащих ложек.
С поклоном в толщу древних стен,
с поляком смирным и китайцем
вхожу.
А вечер загустел,
и Лавра колокольным пальцем
цепляет перстенёк Луны
и две космических серёжки.
Церква’ впотьмах, как валуны
с каймой из каркающей крошки,
лежат.
Вкруг – пена облаков.
Храм небольшой,
и вереница из толщи считанных веков
туда провисла и струится,
в огонь свечей…
Ну, что ты, Русь,
опять стоишь у древней раки?
Как банный лист прилипла грусть?
В предчувствии ли новой драки
пришла, смиренна, на поклон?..
А сам-то что? Стихом недужен,
златосеребрянников клон,
историей не обнаружен –
чего ты ждёшь, смешной акын?
Как все, как вся, наверно, чуда,
пусть с облупившийся алтын,
пускай с солёное эскудо...
И вдруг "под ложечкой", слегка…
как будто стёртая подкова
коснулась трупа седока
в бурьяне поля Куликова...
Акафист в куполе кружил
над ладана завесой млечной.
И я матрёшку положил
китайцу в рюкзачок заплечный.
Обсуждения Сергиева Лавра