Антикварные виты столы
Чермной патиной, щедро лиются
Яд со пуншем, опять веселы
Четверговки, алкая, смеются.
Ах, зачем нас и мертвых темнить,
Верди, Брамс иль Моцарт восстенают,
В шелках тени сбежитесь казнить,
Сколь молчат и бессмертие знают.
Век паяцев и падших столиц,
Мышъяком шелк испитан червонный,
Хоть следите, как с мраморных лиц
Наших точится мел благовонный.
Четыреста девяносто четвертый опус
.
Тушь парфянскую выцветит мгла,
Лорелея холодную пену
С дев смахнет, круг пустого стола
Соберемся - воспеть Прозерпену.
Сицилиек балует июль,
Вишен сем, пусть резвятся менины,
Вновь утопленниц ищет Эркюль,
У мадам Бовари именины.
Днесь и мы яды эти пием,
Цин в зерцалах следим червотечность,
И тоскуем о веке своем,
Преливая вишневую млечность.
Чермной патиной, щедро лиются
Яд со пуншем, опять веселы
Четверговки, алкая, смеются.
Ах, зачем нас и мертвых темнить,
Верди, Брамс иль Моцарт восстенают,
В шелках тени сбежитесь казнить,
Сколь молчат и бессмертие знают.
Век паяцев и падших столиц,
Мышъяком шелк испитан червонный,
Хоть следите, как с мраморных лиц
Наших точится мел благовонный.
Четыреста девяносто четвертый опус
.
Тушь парфянскую выцветит мгла,
Лорелея холодную пену
С дев смахнет, круг пустого стола
Соберемся - воспеть Прозерпену.
Сицилиек балует июль,
Вишен сем, пусть резвятся менины,
Вновь утопленниц ищет Эркюль,
У мадам Бовари именины.
Днесь и мы яды эти пием,
Цин в зерцалах следим червотечность,
И тоскуем о веке своем,
Преливая вишневую млечность.
Обсуждения На смерть Цины