Не умел играть на гитаре мой дядя,
Но бренчать на ней страшно любил.
Когда с аккордами пьяный не ладил,
То по струнам отчаянно бил.
Музыка была никакая,
Шальные не слушались пальцы,
При этом он пел, завывая,
Про траву, что косили зайцы.
В конце горько-горько плакал.
Я думал, наверное, спьяну.
В телевизор кому-то дАкал
И руку тянул к стакану.
Выпивал содержимое махом,
Занюхивал черным хлебом,
Потом вдруг по-бабьи ахал,
И тянулся за партбилетом.
Выходил, шатаясь из дома,
Подсаживался к бабушкам у подъезда,
Говорил им, что он - член парткома
И делегат двадцатого съезда.
Бабули его жалели, твердили: такая работа!
Мол, товарищ вовсе не пьяный,
Он просто устал от чего-то.
Дядька в ответ матерился,
Брел обратно, бренчал на гитаре.
Потом на луну молился
И шел ночевать к Тамаре…
Но бренчать на ней страшно любил.
Когда с аккордами пьяный не ладил,
То по струнам отчаянно бил.
Музыка была никакая,
Шальные не слушались пальцы,
При этом он пел, завывая,
Про траву, что косили зайцы.
В конце горько-горько плакал.
Я думал, наверное, спьяну.
В телевизор кому-то дАкал
И руку тянул к стакану.
Выпивал содержимое махом,
Занюхивал черным хлебом,
Потом вдруг по-бабьи ахал,
И тянулся за партбилетом.
Выходил, шатаясь из дома,
Подсаживался к бабушкам у подъезда,
Говорил им, что он - член парткома
И делегат двадцатого съезда.
Бабули его жалели, твердили: такая работа!
Мол, товарищ вовсе не пьяный,
Он просто устал от чего-то.
Дядька в ответ матерился,
Брел обратно, бренчал на гитаре.
Потом на луну молился
И шел ночевать к Тамаре…
Онлайн рецензия Мой дядя
с уважением, Экам.