Вот он я, твой ряженый-суженый,
плюй мне в мою незрячую душу
своим горячим, как степь, поцелуем,
я подыграю июльским смехом.
Утро, выкатив око наружу,
опохмелится грязной речушкой,
запахом липы с кожи повеет,
ветви её – обнажённые нервы.
Слышишь, как бьётся, не отпуская,
словно похмелье в разгар воскресенья,
сердце на тлеющих углях июля.
Солнце, трава и прочая ересь
млеют. Ты крикнешь мне нежно – тот самый;
я посмотрю тебе вслед, как в последний…
Тусклая ива заплачет, как дура,
грязи речной присягая на верность.
Вот он я, твой праведно-грешный,
сорванный полдень с ветки Эдема,
вылепленный из земли и из камня,
к стенам приросший тоской изумрудной.
Солнце, листая траву побережья,
в скобки возьмёт обнажённое тело,
с губ твоих капнет толика яда,
я подыграю на лютне июля.
плюй мне в мою незрячую душу
своим горячим, как степь, поцелуем,
я подыграю июльским смехом.
Утро, выкатив око наружу,
опохмелится грязной речушкой,
запахом липы с кожи повеет,
ветви её – обнажённые нервы.
Слышишь, как бьётся, не отпуская,
словно похмелье в разгар воскресенья,
сердце на тлеющих углях июля.
Солнце, трава и прочая ересь
млеют. Ты крикнешь мне нежно – тот самый;
я посмотрю тебе вслед, как в последний…
Тусклая ива заплачет, как дура,
грязи речной присягая на верность.
Вот он я, твой праведно-грешный,
сорванный полдень с ветки Эдема,
вылепленный из земли и из камня,
к стенам приросший тоской изумрудной.
Солнце, листая траву побережья,
в скобки возьмёт обнажённое тело,
с губ твоих капнет толика яда,
я подыграю на лютне июля.
Обсуждения Мотив