Аристокл

Души крыло, как музыка, но в ней корпит и плоти скоротечность,
капризами хамелеона-ветра. Мной дышит стен холодный свет,
материи небытиё, подвижный образ вечности
на зубчатых колёсиках часов, страсть к женщине – желание бессмертья.

Я раб свободы; вожделенье – пол души; взгляд капает свинцом,
в идеях воплощая бытиё вещей; и этот город медно-бледный,
из кристаллических решёток новостроек – он словно мёртв, но он живое существо –
он плотски слепнув – прозревал, что до рожденья знал идею смерти.

Снег, блеском перетянутой струны, в открытом море красоты –
как бодрствующих сон, учитель, что так щедро молчалив, и так искусен.
Затерянный во льдах январь скользнёт календарём; сметёт седым дождём следы
невинно-мудро – и эта речь, речь истины, проста, до безрассудства.

Под зимним черепашьим фонарём, в пещере чёрной, опытом случайным,
отбрасывая опыта объём, забрезжит тень пернатая украдкой –
души крыло, в ней музыки печать дневным лучом, точно печаль,
согласно жребию Дельфийского оракула.