Барокко

Кипящий желток зимнего солнца, приготовленный на пару
морозного вечера, рисуется в сточных водах высоковольтного волокна;
мачты столбов разевают дорожную пасть, истекая лимонной слюной
в светильники матовых фар; глаза, цвета доброй грусти, бабушкины глаза,

где-то там, глубоко, под спящим мрамором сердца, провожают меня домой,
пока горизонт изгибается, как кошачий хребет, чтобы накрыть панельный скелет
города чёрной паучьей материей под мёртвой лилией лунного света.
Крещение не за горами – реки страждущих сливаются в очередь за святой водой;

а в подкладке куртки, ещё гниёт прошлогодний счастливый билетик,
словно смиренье за пазухой; невыученные уроки ночных кошмаров
ветрено шелестят в голове – всё верно, что тщетно; пульсар капилляров
тише воды, ниже травы; глаза, цвета нежной грусти, напоследок,

роняют, слезой застывших садов, одинокое ожидание – и я ловлю отголоском,
на раскалённые угли ладоней, прохладные нотки ноктюрна. Тело ломит тоска
и любовь, приурочившая многоголосье заката к зимнему одиночеству.
Мера длины – бездонная ночь; нервы – как лунная тина, как ледяной дождь;
а в морщинистых складках неба – соломенный блеск звёзд и бабушкины глаза...