Элевсинские мистерии

Чувствуешь, в воздухе
волосы цвета спелых пшеничных колосьев,
это Деметра-Церера, подносящая колесницу
крылатых драконов и зёрна пшеницы,
продолженье Великих Богинь неолита,
ожившее в пластике
барочных садов,
это девять дней поиска,
не зная ни капли амброзии;
она идёт в Элевсин, к Колодцу Дев,
вскармливать сына царицы огнём,
пить смесь ячменя, воды и болотной мяты,
чтобы вверить свои мистерии…
Слышишь, как нежно поёт Прозерпина-Кора,
словно тень, собирая цветы в Нисейской долине,
царская тень, утешенье подземного мира,
где якорь Аида
гранатовым зёрнышком – кость поперёк горла;
но мать-Деметра в святилище Элевсина,
уже готовит бесплодное зелье засухи,
стряпая дочке две трети свободы;
плети же пока, плети, душа плодородия,
венки из трав и цветов в Нисейской долине…
Элевсин, Элевсин,
пшеничный колос, растущий
со сверхъестественной силой,
как лоза винограда на пире в честь Диониса;
блажен смертный, который видел мистерии –
две тысячи лет очищений, жертв и постов,
созерцаний сакральных предметов,
перепись памяти мёртвых, длинные
клубы слезоточивой пыли
с подошв священной дороги;
две тысячи лет испытаний души после смерти,
тьма и страх,
жрец, бросающий молот на бронзовый гонг,
открывающий холод надежды подземного царства
в касательстве жизни и смерти;
безысходная тьма и блуждающий страх, подогретые
восходящими голосами,
фееричным светом
с полей и лугов,
словно танцуют вместе
тысячи мистов с осенними факелами,
словно полночное звёздное небо тает
в ладони оловом.
Элевсин, Элевсин, две тысячи лет, как один день,
причащающий неофита
присутствием двух богинь,
усыновивших душу таинством философии и медицины,
чтобы душа посвящённого
наслаждалась дыханием смерти.
Две тысячи лет, две тысячи зим…
Чувствуешь, в воздухе,
на пепелищах сожжённых обрядов, возле Афин,
где ютится
застывшая пыль священной дороги,
в руинах солнца Эллады –
предсмертная судорога язычества,
как горячие волосы цвета спелых колосьев пшеницы.