Дикий, дикий цветок, лоза,
боль и смерть, экстатический оклик вакханок,
пляски сатиров в священном безумии –
фракийский вихрь взрывает округу
свежестью жизни –
я знаю тяжесть и лёгкость вина.
Плодоносящая сила земли,
душа виноделия,
звуки флейт и кимвалов,
как погремушки для
живительной влаги растерзанной плоти –
чтобы кровь проросла гранатом,
чтобы сердце стало трагедией,
а смерть – душою бессмертия,
скорбью и радостью
у могилы в Дельфийском храме.
Деревья, поля и хлеба, кричащие:
“Приди же сюда, Дионис,
приди в свой священный храм,
прискочи на бычьих ногах,
Дваждырождённый, Ночной, Изобильный!” –
чтобы реки жертвенной крови текли по рукам ночи
дионисийским елеем.
Я знаю лёгкость и тяжесть вина,
скоротечную прелесть дамасской розы,
благоуханье холодной весны,
всплеск новой жизни,
каждой секундой, которой,
мы отрицаем себя предыдущих;
жизни, как промежутка мысли
между первым криком и последним вздохом,
безумным вздохом цветка на теле прекрасной вакханки;
я знаю, но не могу
сопротивляться любви.
боль и смерть, экстатический оклик вакханок,
пляски сатиров в священном безумии –
фракийский вихрь взрывает округу
свежестью жизни –
я знаю тяжесть и лёгкость вина.
Плодоносящая сила земли,
душа виноделия,
звуки флейт и кимвалов,
как погремушки для
живительной влаги растерзанной плоти –
чтобы кровь проросла гранатом,
чтобы сердце стало трагедией,
а смерть – душою бессмертия,
скорбью и радостью
у могилы в Дельфийском храме.
Деревья, поля и хлеба, кричащие:
“Приди же сюда, Дионис,
приди в свой священный храм,
прискочи на бычьих ногах,
Дваждырождённый, Ночной, Изобильный!” –
чтобы реки жертвенной крови текли по рукам ночи
дионисийским елеем.
Я знаю лёгкость и тяжесть вина,
скоротечную прелесть дамасской розы,
благоуханье холодной весны,
всплеск новой жизни,
каждой секундой, которой,
мы отрицаем себя предыдущих;
жизни, как промежутка мысли
между первым криком и последним вздохом,
безумным вздохом цветка на теле прекрасной вакханки;
я знаю, но не могу
сопротивляться любви.
Обсуждения Дионис