Бусидо

Необходимо заметить, что бусидо как кодекс самураев никогда не систематизировался — ни в учебниках, ни в сводах правил или законов. Тем не менее влияние бусидо в японской жизни от этого не уменьшилось, оно прочно укоренилось в сердцах японцев. Не отошла в прошлое идея бусидо и сегодня.

Еще задолго до того как бусидо стало кодексом самураев, его основные установки бытовали в японском народе. Отражение главных идей бусидо мы находим в книге «Хагакурэ».

Название «Хагакурэ» буквально означает «скрытый под листьями».

«Скрытый под листьями» понималось как откровение, доступное только тем, кто может понять тайный смысл учения. Так стали называть книгу воина. Говорят, что название взято из стихотворений Сайге, бонзы-отшельника:

При виде цветка, который живет, укрывшись, под листьями,

Я допытываю такое чувство, словно вижу свою тайную любовь.

Хакакурэ-ни тиритодомарэру хана ломи дзо,
Синоби си хито-ни оу кокоти суру.

Большинство изречений, собранных в «Хагакурэ», приписывается самураю Ямамото Цунэтомо, удалившемуся от мирской суеты после смерти своего господина. «Хагакурэ» известно и под названием «Набэсима ронго», т. е. «Афоризмы Набэсима» — правителя провинции Хидзэн па о-ве Кюсю. В японских легендах говорится: «Правители клана Пабэсима отличались умом и проницательностью. В этом отношении они могут считаться образцом. Необыкновенное счастье рода Набэсима можно объяснить только божественным благоволением, которое он снискал за благочестие и добродетель своих предков» [167]. Говорят, что самураи из провинции Хидзэн не отличались роскошью доспехов, золото не блестело на эфесах их мечей, зато всем были хорошо известны их верность и мужество.

К названию «Хагакурэ» часто присоединяют термин «бусидо», и тогда все вместе японцами воспринимается как «Книга воина». В этой книге излагается идея служения и верности самурая своему господину. Сначала это относилось только к взаимоотношениям между местными феодалами и их вассалами. Феодал в те времена распространял свою власть обычно на три-четыре провинции, а нередко на несколько округов. Но постепенно идеи «Хагакурэ» внедрились в умы всей нации. Эти идеи оказались доминирующими в предвоенной Японии как противодействие усилению чужеземного влияния и нашли приверженцев в среде участников движения за возврат к почитанию местных национальных святынь.

Из истории известно, что самураи появились как вооруженная дружина местных феодалов. Они происходили из среды крестьян и служилых людей. На первых порах это были довольно неотесанные люди. От них требовалась только слепая верность господину и смелость в бою. Однако со временем этого оказалось мало. Когда военное дело стало профессиональным занятием, продвижение по служебной лестнице потребовало знания китайского языка и письменности. Постепенно самураи приобщались к сложной системе средневековой культуры. В религиозном отношении их привлекла секта буддизма дзэн, в которой они увидели возможность самосовершенствования.

«Хагакурэ», отразив взаимоотношения между господином и подданным, стала идейной основой института самураев, пышно развернувшегося в период режима Токугава (1600—1868). В истории Японии большую роль сыграла такая черта характера самураев, как страстная жажда знаний, которая толкала самураев на подвиги. Когда XVII век поставил перед Японией проблемы духовного порядка, самураи бросились штудировать китайских философов и моралистов. Когда в двери Японии постучался XIX век со своим техническим прогрессом, самураи стали во главе торгово-промышленных предприятий, сделались политиками, создали публицистику. Самураи были сотканы из национального честолюбия, их всегда обуревала страсть поставить Японию впереди всех. Вот где главным образом кроются истоки неистощимой японской энергии. Исходный импульс к раскрытию этой энергии был задан составителями «Хагакурэ».

В «Хагакурэ» четко прослеживается вполне определенная тематика: честь, смерть, доблесть, преданность господину, самосовершенствование.

Красной нитью в «Хагакурэ» проходит идея смерти. Многие исследователи характеризуют эту идею как презрение к смерти, нам же думается, что это есть презрение к жизни. Когда воин, поучает «Хагакурэ», будет постоянно думать о том, как достойно умереть, его жизненный путь будет прям и прост. В ситуациях опасности он тогда не будет думать о том, как спасти свою жизнь, а станет неуклонно стремиться к тому, чтобы броситься в гущу врагов и встретить смерть с улыбкой. «Хагакурэ» воспитывает у воина презрение к человеку, который не добился поставленной цели и продолжает жить. [/167]

[167]

Рядом с идеей смерти в «Хагакурэ» стоит доблесть. Как следует из описания боевых подвигов самураев Набэсима, доблесть должна быть в натуре любого воина. Высшей доблестью самурая, как следует из «Хагакурэ, является преданность господину. Не будь беспрекословной преданности, считали составители этой книги, не было бы никаких других добродетелей. На преданности господину в Японии воспитались многие поколения людей. Преданность, как и все другие добродетели, основана на чувстве чести.

«Хагакурэ» поучает: «Вы можете потерять свою жизнь, но честь — никогда». Воинов призывали строго хранить свое «доброе имя». Слово самурая ценилось без всяких письменных гарантий. Самураи не давали никаких клятв — это считалось унижением их чести. Такое понимание чести сказалось на основном словарном фонде японского языка. Нитобэ Инадзо считает, что в японском языке нет слова «ложь»; слово у со употребляется как отрицание правдивости (макото) или факта (хонто) (цит. по [162,с. 34]).

Согласно «Хагакурэ», честь не приходит к воину как дар неба, это чувство надо воспитать, а для этого надо работать над собой. В связи с этим «Хагакурэ» дает вполне определенные советы, как воспитывать в себе нужные качества. Самурай обязан был самосовершенствоваться, закалять дух и тело. Военный человек, поучает «Хагакурэ», никогда не должен обнаруживать свои внутренние переживания. Его личные потребности должны быть максимально урезаны. На людях же он должен появляться в приличном виде, поддерживая честь своего господина.

Книга «Хагакурэ» состоит из одиннадцати частей, поделенных на 130 небольших разделов. Большую часть книги занимают рассуждения самурая Цунэмото. Они перемежаются повествованиями о различных событиях или описаниями добродетелей правителей клана Набэсима. Эти рассуждения, повествования и описания считаются эталоном самурайской чести, совести, долга, мудрости. Скрытый смысл всего этого составляет психологию бусидо.

Корни бусидо следует искать в догмах конфуцианства, буддизма и синтоизма. Конфуцианство является морально-этической основой бусидо. Буддизм воспитал у последователей бусидо равнодушие к смерти. Однако подлинное основание бусидо покоится на синтоистских культах природы и предков, взрастивших у японцев особое чувство принадлежности к японской нации.

Конфуцианство закрепило в кодексе бусидо прежде всего «верность долгу». Любой «благородный муж», утверждал Конфуций (в его понимании «благородный муж» — это нравственно полноценный человек), должен в своем поведении руководствоваться чувством долга. Эта нравственная норма трактовалась конфуцианцами не просто как выполнение обязанностей, а значительно шире. «Благородный муж, — поучал Конфуций, — ко всему подходит в соответствии с долгом; совершает поступки, основываясь на ритуале, в словах скромен, в поступках правдив» [75, ч. 1, с. 167]. Чувство долга тесно увязывалось конфуцианцами с честью, понимаемой как моральное право на уважение и общественное признание.

В кодексе бусидо долг и честь предписывают соблюдать верность, благородство, мужество. В этом сказалось влияние известного изречения Конфуция: «Видеть то, осуществление чего требует долг, и не сделать, есть отсутствие мужества» [75, т. 1, с. 145]. Конфуцианство соединялось с синтоистской моралью.

Мораль синтоизма в том, чтобы познать самого себя, заглянуть в глубь своей души и ощутить божество (ками), которое там якобы живет. Согласно синтоизму, человеку надо слушаться веления этого божества, ибо оно представляет собой зов родителей и всех предков от поколения к поколению. Своей жизнью, учит синтоизм, японец обязан предкам. Однако это только одна сторона дела. Синтоизм внушает японцу ощущение духа благоустроенности государства, охраняющего благополучие и безопасность людей. Только в таком государстве, согласно синтоизму, японца могут воспитать так, как должно; только в таком государстве могут быть вскормлены его дети. Поэтому, по синтоистским канонам, японец должен чтигь повелителя-государя, от которого исходят мир, законы п порядок. Синтоизм внушает человеку троякую обязанность: к родителям, прародителям, императору. Па этом основывается и бусидо. И хотя официальное отношение к императору изменилось, значение его как символа сохраняется.

Согласно синтоизму, личность японца — это хранилище божественного начала. Тело считается временно отданным человеческому Я, оно является как бы собственностью ками. Люди, говорят синтоисты, должны ухаживать за своим телом потому, что здоровое тело — источник духа и энергии, радость родителей. У синтоистов есть обычай, согласно которому умирающий в молодом возрасте просит прощения у родителей за свою раннюю смерть. Он должен говорить примерно так: «Простите меня, что я от вас ухожу, когда вы приближаетесь к старости. В ваши годы вы будете чувствовать мое отсутствие; я мог бы вознаградить вас за все то, что вы для меня сделали, но я должен уйти — такова воля неба» [164, с. 245]. [/164][/75][/75][/162][/167]

[167][162][75][75][164]

Бусидо учит японца заботиться о своем теле. Но не это главное. Бусидо требует от людей самоотвержения. Высшей похвалой для последователя бусидо всегда была идея «человек без собственного Я». Тот, кто стремился к уничтожению своего Я, рассматривался как существо высшего разряда. Приверженец бусидо должен был уяснить, что истинный долг человека заключается не в собственном спасении. У него не может быть эгоистических видов на «награду Неба», его наградой является голос совести: «ты хороший и честный человек», «ты искоренил в себе себялюбие», «ты внедрил в свое сердце чувство стыда и голос совести». Совесть — понятие, которое в Японии обозначается словом кокоти (одновременно и чувство, и ум, и доброе сердце), всегда считалась мерилом настоящей приверженности идеям бусидо.

Чтобы воспитать в себе дух бусидо, человек должен был многому учиться, но главное — терпеть и рисковать. Именно обучение терпению и готовности к риску было положено в основу воспитания подрастающего поколения. Чтобы научиться переносить всякие лишения, мальчики ходили босиком по снегу, упражнялись в фехтовании и в стрельбе в цель, в полночь отправлялись на кладбище, по целым ночам бодрствовали в состоянии «наготове», подвергались тяжелым и даже варварским испытаниям. Все это делалось для воспитания самообладания.

Самообладание — вот цель и средство самовоспитания японца. Если человек в сложной ситуации начинает выражать гнев и чрезмерно бушевать, то па него смотрят как на недостойного, и он сам вскоре понимает, что надо посмеяться над таким поведением, взять себя в руки и унять свои страсти. Если на него нападет грусть, он должен прикрывать ее улыбкой, делать так, чтобы никто не догадывался об истинных переживаниях. Последнее уже давно способствовало тому, что многие иностранцы стали считать японцев слишком легкомысленными: у них-де улыбка по поводу п без повода. Однако улыбка японца — результат целой исторической эпохи. Эта улыбка как бы венчает кодекс самурайского воспитания, она формирует такую черту национального характера, как вежливость в широком смысле этого слова.

Основная идея вежливости японца в том, чтобы быть всегда приятным в отношениях с другими. Это не та вежливость, которая подразумевает лишь хорошие манеры, благовоспитанную речь. Вежливость культуры бусидо должна идти рука об руку с более глубоким предписанием: «радуйся со счастливым и не показывай другим твоих слез».

Бусидо прежних времен, утверждал японский писатель Кан Кикути накануне второй мировой войны, будучи «путем воина», стало путем всей нации. «Можно смело сказать,— подчеркивал Кикути, — что все лица мужского пола в возрасте от 20 до 40 лет являются воинами» [85, с. 184].

Превратившись в традицию, бусидо и сегодня осуществляет в Японии регулирующую функцию. Бусидо — это среда, благодаря которой живо в Японии почитание предков. Дух бусидо во многом повелевает поведением японцев, и они сознательно, но еще в большей степени бессознательно, следуют за ним. То, что предписывает бусидо, не так-то просто смахнуть, отбросить, от этого вдруг нельзя отказаться. Корни бусидо сидят слишком глубоко.[/85][/164][/75][/75][/162][/167]