Нам предельно одиноко в пустоте вселенной и мы населяем её сказочными существами. А потом обращаемся к ним и отвечаем сами себе от их лица, как делают маленькие дети, играя с куклами. "Кто вы такие? Я вас не знаю. Идите в ад".
Мировая воля, абсолютная идея, вселенское сознание, информационное поле вселенной… Когда я пытаюсь вдуматься в подобное словотворчество, меня охватывает чувство, что человек тщетно пыжится, пытаясь объять необъятное и измерить его по своим ничтожным меркам. Как в басне Крылова «Лягушка и вол». Помните?
Лягушка, на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:
Она завистлива была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
Представьте только: два триллиона галактик! А мы, сидя на своей крошечной пылинке, подобно крыловской лягушке, тужимся объяснить вселенную по своему образу и подобию, с той только разницей, что пребываем внутри этого вола.
Смотрите, что получается: наиболее древний и испытанный путь познания состоит в том, чтобы узнавать неизвестное на основе уже знакомого. Первобытные люди были наивно уверены в том, что, если уж они что-то знают, так в первую очередь себя, любимых. Поэтому они стали приписывать свои свойства (мышление, чувства) всем предметам, включая неодушевлённые. Позднее в дополнение к этому придумали карму с реинкарнацией, а также целый сонм антропоморфных богов.
С появлением философии наши ничтожные сознание и волю так же ничтоже сумняшеся переносят на всё бытие. При этом забывают, что сознание это состояние психической жизни организма, выражающееся в субъективном переживании событий внешнего мира и тела организма, а также в отчёте об этих событиях и ответной реакции на эти события. А воля это свойство сознания человека, заключающееся в его способности сознательно управлять своими эмоциями и поступками.
О каких же вселенских сознаниях и мировых волях может идти речь? Это просто смешно. С таким же успехом я могу заявить, что раз у меня есть задница, то вселенной управляет некая непостижимая Мировая Задница. Тем более, что этот концепт отчасти поясняет, отчего мы все в этой самой заднице и пребываем, иначе говоря, проблему страданий. Оказывается, мы не в матрице, а в матраце.
Согласно взглядам итальянского поэта 19 века Джакомо Леопарди, все люди, без исключения, несчастны: молодые и старые, богатые и бедные, красавцы и уроды - все подвластны смерти и несчастьям. Его философская система выражает поистине космическую скорбь. При этом Леопарди также переносит "человеческие, слишком человеческие" переживания на всё мироздание: "Не только отдельные люди, но весь род человеческий был и вечно будет обречённым. Не только род человеческий, но и все животные. Все народы, племена, планеты, государства, миры, системы миров".
Отчего же всё так плохо? По Шопенгауэру, всеобщие страдания свидетельствуют: бытие это то, чего быть не должно. Мы страдаем по той же причине, по которой болит организм, в который проникла инфекция. В нашем лице, с рождения и до смерти, корчится в муках Ничто, которое поразила сифилитическая сыпь "нечто", те самые два триллиона галактик. Да, всё в мире страдает, но мы, обладая сознанием, страдаем осознанно, как показано в библейском сюжете о грехопадении. Единственное утешение заключается в том, что это безобразие, если сравнивать его с вечностью небытия, будет длиться относительно недолго:
… Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница на том,
Что, не сравнявшися с Волом,
С натуги лопнула - и околела.
Авторская публикация. Свидетельство о публикации в СМИ № J108-48329.
Обсуждения Лягушка и вселенское сознание
И философия скучна.
Это банальность.
Хотя некоторую спесь с человечества и человека и требуется сбить.
Но такими методами.
Как писал Макс Фриш " Если ты узнал истину, подай ее как роскошное пальто, а не тычь ей в нос, как мокрым носовым платком"
В данном случае мысли философа были как носовой платок.
Пессимизм в самом расцвете.
Много и нудно.
Моей дочке, плач Ярославны, задали учить.
Все те же песни, что стоном зовется.
КОЧУЮЩЕГО В АЗИИ
Что делаешь на небе ты, Луна?
Безмолвная, ответь.
Восходишь вечером, бредешь одна,
Пустыни созерцая,- и заходишь.
Ужель ты не пресытилась опять
Извечною тропой
Идти и вновь долины узнавать
Все те же под собой?
Не так ли пастуха
Жизнь тянется, как эта?
Встает он с первым проблеском рассвета,
Скотину гонит, видит
Стада, ключи и травы;
Потом, устав, во тьме смыкает вежды,
И ни на что другое нет надежды.
Ужели не гнетет
Жизнь эта - пастуха,
А жизнь твоя - тебя? Куда стремится
Путь краткий мой и твой извечный ход?
Старик седой и слабый,
Босой, полуодетый,
С вязанкой дров тяжелой за спиной,
Под ветром, под дождем, в полдневный зной,
По кручам, по долинам,
По камню, по песку, через кусты,
По леденящему покрову снега
Бежит и задыхается от бега;
Пересекает и поток и топь;
Упав, встает; спешит все больше, больше,
Не смея отдохнуть;
В крови, изранен; наконец приходит.
Сюда его вели
Дорога и старанья:
Огромный, страшный перед ним обрыв.
Он низвергается, все вмиг забыв.
Гляди, Луна невиннейшая, вот
Как смертный человек внизу живет.
В мученьях он родится,
В самом рожденье - сразу смерть таится.
Боль и страданье - первое, что он
Испытывает. С самого начала
Отец и мать его хотят утешить
В том, что родился он;
Потом он вырастает -
Они его лелеют; и потом
Словами и делами много лет
Приятное ему стремятся сделать,
Смысл бытия открыв, утешив этим:
По отношенью к детям
Любовней долга нет.
Но для чего тогда рождать на свет
И для чего поддерживать жизнь в том,
Кто просит утешенья?
Коль жизнь людей несет несчастье им,
Зачем ее мы длим?
Светило целомудренное, вот
Как человек живет;
Но не из смертных ты,
И речь моя вотще к тебе плывет.
Но, странница извечная, одна,
Задумчивая, ты, быть может, знаешь,
Что есть земная жизнь,
Страданье наше, наши воздыханья;
И что есть смерть - что означает бледность
Последняя в лице
И гибель всей земли, исчезновенье
Привычного, возлюбленного круга.
Конечно, понимаешь
Ты суть вещей и что земле несет
Закат или восход,
Бег времени безмолвный, бесконечный.
И знаешь ты, какой своей любви
Весна улыбку дарит;
Кто зноя ждет и для кого зима
Что темная тюрьма.
Тебе открыты тысячи вещей,
От пастуха простого скрытых тайной.
Порой, когда гляжу я на тебя,
Как ты безмолвно светишь на равнину,
У горизонта слившуюся с небом,
Или бредешь со стадом,
Как я, дорогой длинной;
Когда гляжу, как небосвод обилен
Созвездьями, и мыслю:
Зачем такое множество светилен?
И беспредельность воздуха? и глубь
И ясность неба без конца? что значит
Огромная пустыня? что я сам? -
Так рассуждаю про себя: о зданье
Безмерном, горделивом
И о семье бесчисленной; потом
О стольких муках, о движеньях стольких
И на земле и в небе всяких тел -
Вращенью их отыщется ль предел?
Откуда двинулись - туда вернулись;
Разгадки не добиться,
Что пользы в том и где плоды. Но ты,
Ты знаешь все, бессмертная юница.
Мне ж - смысл один лишь ведом,
Что сей круговорот,
Что бренное мое существованье
Других, быть может, к благу и победам,
Меня же - лишь к несчастью приведет.
Ты счастливо, о дремлющее стадо,
Скрыт от тебя твой жалкий жребий. Как
Завидую тебе я!
Не потому лишь, что тебе не надо
Страдать; что все лишенья,
Страх, тяготы ты тотчас забываешь;
Но потому, что скуки отвращенья
К бегущим дням не знаешь никогда.
Ты на траве в тени -
Спокойно и довольно;
И большую часть года,
Не зная скуки, так проводишь ты.
Я ж на траву сажусь, укрытый тенью,
Но дух мой предается отвращенью,
Как бы ужален шпорой:
И мечется душа моя, которой
Покоя нет и места не найти.
А я ведь не желаю ничего,
И не было еще причин для слез.
Ты счастливо. Ответить на вопрос:
Чем счастливо и как? - мне не дано.
Я ж мало наслаждений знал еще,
О стадо, но не только это больно.
Когда б могло ты говорить, то я
Спросил бы лишь одно:
Скажи мне, почему
В благополучной праздности - довольство
Находят все наперечет,
А я - лишь отвращение и гнет.
Вот если б я в заоблачный полет
На крыльях мог умчаться,
Чтоб бездна звезд мне вся была видна,
Чтоб я, как гром, бродил в горах - я был бы
Счастливее, о сладостное стадо,
Счастливей, о безгрешная Луна!
Иль, может быть, не прав, когда гляжу я
На чью-то жизнь чужую;
Все так ли будет иль наоборот,
Родившимся - несчастья груз сполна
Их первый день несет.