Война

А войны локальные, гибридные, прокси, информационные, террор и с террором, наконец, всех против всех внутри государств уже стали частью нашей повседневной жизни. Сообщения о жертвах уже не приводят нас в ужас, они дурманят наш мозг ядом тарантула, будоражат кровь жаждой участия в схватке, не слишком задумываясь, на чьей стороне, не задумываясь о справедливости и нужности этой войны. «Этих гадов надо убивать и будь что будет!». Подобные мысли бурлящая кровь толчками вгоняет в наш мозг, вытесняя все остальные.

Воюют в прямом смысле слова между собой разные страны и блоки стран, разные народы и этносы, представители разных религий и разных конфессий внутри одной религии. Мусульманский мир в целом противостоит, прежде всего, Западу, но также и остальному немусульманскому миру, что не мешает с не меньшим, если не с большим остервенением воевать одним мусульманским странам с другими на почве конфессиональных различий или наплевав и на различия, и на общность внутри одной религии и конфессии, во имя эгоистических национальных интересов. Нечто подобное, пусть в меньших масштабах, происходит по всему миру.

Но это только прямая, горячая война с применением оружия. А кроме нее по всему миру идет холодная война, пусть и с меньшими прямыми жертвами, но с не меньшим остервенением, проявляющимся в накале страстей и изобретательности средств уничтожения противника: экономически, финансово, юридически, психологически и морально. В этой войне воюют не только Запад с Россией и Китаем, воюют представители разных идеологий внутри стран и разных, если можно так выразиться, идеологических конфессий внутри одной идеологии. Воюют, скажем, патриоты против либералов, но с не меньшим ожесточением воюют разные подвиды патриотов между собой. То же самое перед этим было в стане либералов. Олигархи противостоят в целом остальному обществу, что не мешает им с большим остервенением, вплоть до физического устранения воевать между собой. Необузданное стремление вцепиться друг другу в глотку, рвать и метать охватило все слои общества вплоть до индивидуального уровня. Это прекрасно видно в интернете, где совершенно по любому поводу возникает не просто полемика, а какое-то мерзкое словесное действо с отчаянными попытками спорящих изничтожить друг друга с помощью брани и поливания грязью.

Возникает вопрос, почему происходит то, что происходит, и что именно происходит? Есть два принципиально разных ответа на этот вопрос. Первый из их – это что такова природа человека и общества и всегда так было. Второй ответ распадается на множество вариантов причин происходящего, причин самого разного свойства. Демографическая – перенаселение. Истощение ресурсов и, как следствие, ожесточение борьбы за них. Политическая – стремление Штатов доминировать в мире и противостояние им России, Китая и мусульманского мира. Идеологическая – разнузданный неолиберализм, навязывающий всему миру свои гнилые ценности, и противостояние ему народов или слоев и групп внутри одного народа, привязанных к религиозным, традиционным или социалистическим ценностям. Скорость изменения действительности, в которой мы живем, под воздействием научно-технического прогресса, благодаря чему мы не успеваем адаптироваться к новым условиям, из-за чего возникает массовый стресс и психоз. И т.д.

Первый ответ не может объяснить всего происходящего просто потому, что утверждение: «Всегда так было» не соответствует действительности по факту. Это можно доказать с помощью анализа большого объема статистических данных, но я не стану этого делать, предоставив это другим и исходя из убеждения, что большинство людей, что называется, шкурой чувствуют изменение ситуации в последние годы.

Что касается перечисленных и не перечисленных причин из второго варианта ответа, то они, безусловно, имеют место и работают, разные в разной степени. Конечно, эти причины нужно изучать и искать пути решения соответствующих проблем порознь и в совокупности, что отчасти и делается представителями разных наук и мыслителями, хотя и недостаточно. Я и сам много писал на эту тему, например в книге «Философия и глобальный кризис» (Direct Media, М. – Берлин, 2016). В ней я делаю акцент на необходимости философского осмысления этих проблем и объясняю, почему современная философия в ее нынешнем состоянии не может справиться с этой задачей.

Но надо признать, что вся совокупность этих причин тоже не исчерпывает объяснения всему происходящему. И точно также как неверно объяснять все происходящее природой человека и утверждать, что всегда так было, так же неверно пренебрегать заложенной в природу человека потребностью в риске, в игре со смертью, которая наиболее эффективно реализуется на войне. Неверно также пренебрегать свойством человеческой натуры в определенных обстоятельствах распаляться ненавистью к другим людям, дальним и ближним, конкретным и вообще. Причем это свойство может как сочетаться с потребностью в риске, с агрессивностью и физическим насилием, так и, что гораздо чаще, присутствует в людях, которые отнюдь не жаждут рисковать собственной шкурой, но, тем не менее, разжигают ненависть и вредят тем, кого ненавидят, с безопасной позиции, чаще всего информационно и психологически. Эта, условно говоря, неагрессивная ненависть тоже имеет прямое отношение к распространению войн. С рассмотрения этих потребностей и свойств человека и их роли в нарастании войн в мире я и начну исследование проблемы.

Конкретно, начну с набирающей последнее время популярность идеи полезности войн. Идея не нова. Мало того, она уходит корнями в глубокое прошлое. Издревле существовали народы или объединения людей, которые жили войной. Например, варяги, запорожские казаки и т.п. И даже, если до нас не дошли их писаные философствования на тему полезности войны, то нет сомнения, что они считали войну делом полезным, славным, достойным настоящих мужчин, а об остальных нечего и беспокоиться. Впрочем, и писаные философствования на эту тему дошли до нас со времен еще более древних. Древние греки на определенном этапе их истории поклонялись более всего богу войны Марсу и считали войну единственно достойным занятием, о чем поведал нам Гомер в Илиаде. Ну, а уже в совсем недавнее время эта идея была развита и философски оформлена (правильно или нет – другое дело, но, безусловно, не слабо) в теориях фашизма и реализована им на практике. Реализация была такой, что после этого лет 50 никто не отваживался провозглашать эту идею в сколь-нибудь внятном теоретическом оформлении. В завуалированной художественной форме она, конечно, мелькала там и здесь, поскольку творцу, поэту позволительны всякие «нечто и туманна даль» и понимать его можно всегда и так и сяк, а посему и взятки с него гладки. Но в последние пару десятилетий она начала звучать в, более-менее, внятном теоретическом оформлении в разных концах света и в разных вариациях.

Тут надо для ясности отметить, что война справедливая, как возможность и как необходимость быть готовым к ней, никогда и никем не отрицалась. И я говорю здесь не о призывах быть готовыми к войне, «если враг нападет», а о теоретизированиях философских или художественных, но достаточно внятных, доказывающих, что война - полезное дело вне зависимости от того, справедлива она или нет.

Самый яркий пример теоретизирования подобного рода – это, конечно, фашистская теоретическая и философская литература, начиная с предтечи – не предтечи (кто как считает) фашизма Ницше и кончая «Майн кампф» Гитлера. Сегодня происходит определенное возрождение фашистских идей и организаций в мире и соответственно, эта литература вновь получает некоторое распространение. Но пока что это, конечно, - маргинальное явление. Но уже никак не маргинальным является сегодня распространение религиозного фанатизма и воинственного национализма, представители которых прославляют войну как таковую пусть и не столь откровенно, как фашисты, но все же достаточно прямо.

Я не стану разбирать теоретизирования мусульманских джихадистов: ИГИЛ, Аль Каида и т.д. и доказывать, что их попытки оправдать свои призывы к войне борьбой за справедливость или ссылками на Коран это во многом (не совсем, конечно) камуфляж или самовнушение для тех, кто жаждет рисковать своей жизнью или жертвовать ею на войне и нуждается для этого лишь в благовидном предлоге, успокаивающем его совесть. Эти мусульманские джихадистские теоретизирования далеки от русскоязычного читателя, поэтому я остановлюсь на более близких примерах.

Последняя майданная революция в Украине, конечно, не произошла бы, если бы не было недовольства значительной части населения существующим положением вещей. Не буду анализировать, в какой степени и в каких пунктах это недовольство было оправданным, а в каких нет. Не это в данном случае главное. Главное, что это большинство отнюдь не жаждало войны и крови вообще, а тем более со своим участием и своей крови. Они хотели только «жить как в Европе» в их понимании того, как там живут и главное, как этого можно достичь. Как я сказал, без этой массы недовольных, но отнюдь не жаждущих крови, революции вообще не случилось бы. Но революция не победила бы и, следовательно, за ней не последовала бы война в Донбассе, если бы кроме этой достаточно мирно настроенной массы не было бы малочисленной в сравнении с ней группы ярых националистов, исповедующих и открыто провозглашавших идею, что война нужна для сплочения народа. Вот, мол, независимость досталась Украине после развала Союза без вооруженной борьбы и поэтому нынешние украинцы – не народ, а быдло, и отсюда все беды в стране. Эти идеи прямым текстом, публично, устно и письменно провозглашались Корчинским, Ярошем и другими лидерами украинских националистов (параллельно с обвинениями России во всех бедах Украины) задолго до последнего майдана. А Ярош и до сих пор продолжает провозглашать эту идею и в недавнем выступлении заявил, что хоть многого, за что боролись, достичь не удалось, но война выковала из части участников ее настоящих людей.

В соответствии с этими своими идеями они и действовали. Поскольку война есть пролитие крови своей и вражеской, то и разжигать ее надо с помощью провокации с пролитием крови. И они осуществили это. Сначала братчики Корчинского наехали бульдозером на солдатиков охраны президентского дворца на Банковой. Затем Правый Сектор на Грушевского начал забрасывать омоновцев булыжниками с мостовой и бутылками с коктейлем Молотова и выхватывать отдельных из них и избивать палками. В ответ ОМОН, который 2 дня стоял под градом булыжников и коктейлей Молотова и нес потери, применяя в ответ только резиновые дубинки, применил шумовые гранаты и резиновые пули. Появились жертвы уже со стороны Правого Сектора – непременное условие всякой провокации с целью разжечь большое кровопролитие. Ряды Правого Сектора и Самообороны начали быстро пополняться любителями крови, насилия и риска из числа тех, кому недостаточно было для высвобождения природных инстинктов одного лишь теоретизирования о благе войны, как таковой, а нужна была хотя бы слабая видимость своей моральной правоты в виде классического «Наших бьют». Ну и пошло-поехало. Все дальнейшие события хорошо известны, так что мне нет необходимости их перечислять.

Уточню лишь, что основная масса, которая стояла на Майдане, «спивала писень», слушала своих ораторов, скандировала лозунги, ходила по улицам с плакатами и т.д. и не принимала участия непосредственно в силовом противостоянии, она не только не препятствовала действиям Правого Сектор, но и не возражала и даже одобряла их. Т.е. тут, так сказать, имела место синергия тех, в ком от природы сильна потребность в экшн, в насилии и риске, с теми, в ком эта потребность не столь ярко выражена, но сильна потребность кого-то ненавидеть и разжигать эту ненависть, самим не участвуя в кровопролитии, но поддерживая и подзуживая на это других. И надо сказать, что этой ненависти было много в этой формально мирной массе: и к Януковичу, и к олигархам, и к России, и к Путину. Ненависти как праведной, так и неправедной. Ненависти как заложенной в природу части этих людей, так и являющейся результатом разжигания ее длительное время, задолго до этого Майдана. Причем разжигание происходило как сознательно националистами и западной прессой, так и стихийно теми, кому постоянно нужно кого-нибудь ненавидеть и разжигать эту ненависть в других, без чего у них нет смысла жизни из-за их никчемности, либо теми, кто делал это из корыстных целей: материальных, карьерных и т.д.

Идея полезности войны как таковой после майданной революции начала звучать и в России, пусть и не в столь прямой и четкой формулировке, как в высказываниях Корчинского и Яроша. (Т.е., может быть, и в такой тоже, но я сужу лишь по тому, что мне известно). Ну вот, например, талантливый и набирающий популярность писатель и общественный деятель Захар Прилепин. Я не собираюсь придираться к его художественным произведениям, типа, что вот, мол, в рассказе «Большой и малый» он героизирует персонажа по кличке Примат, с ярко выраженной потребностью повоевать неважно с кем и за что и, значит, тем проповедует идею полезности войны, как таковой. Нельзя отождествлять автора с его героем. Писатель учит нас понимать жизнь, а правда жизни такова, что нередко разбойник в жизни становится героем на войне, и Прилепин не первый и не последний, кто это художественно исследует и передает, и отсюда не следует, что он пропагандирует войну, как таковую. Но это достаточно внятно следует из его публичных выступлений.

Столь однозначных заявлений, как Корчинский и Ярош он не делал, но мотив, что жизнь красна только рядом со смертью, проскальзывает достаточно явно в его выступлениях. Другой мотив не только у Прилепина, но набравший изрядную популярность в сегодняшней России, можно назвать имперским. Речь не о том, что Россия в прошлом была империей и не должна за это каяться и посыпать голову пеплом. Я тоже не считаю, что она должна за это каяться или стыдится этого. Не она одна была в этом прошлом империей, а те народы, которым не удалось создать своих империй, отнюдь не против были бы это сделать, если бы смогли. Это часть общей истории всех народов на планете. Речь даже не о том, что есть сторонники и среди них и Прилепин, чтобы Россия и сегодня была империей, или, как вариант, утверждающие, что она и есть сегодня империя. Речь о том, как эта сегодняшняя империя понимается. Согласно Прилепину империя не может не расширяться и мы, говорит он, будем расширяться. Спрашивается, как расширяться, с помощью захватнических войн? Прилепин, конечно, не настолько примитивный, чтобы ответить на этот вопрос утвердительно, да и ни от кого другого в России я подобного прямого утверждения не слышал. Но тогда, как же иначе? И Прилепин, не зря ж он талантливый писатель, выдает здесь замечательные кульбиты красноречия. А вот, оказывается, Россия и в прошлом никогда никого не завоевывала, а только защищалась от врагов, либо защищала от агрессоров другие народы, которые, затем сами к ней присоединялись. Ну, или наводила порядок у соседних народов, если у них там была междоусобная война и они сами не могли разобраться и навести дома порядок. А после того, как Россия этот порядок наводила, они сами к России присоединялись. Ну, «и дальше будем также поступать». Конечно, Россия вела и справедливые войны, защищаясь сама или защищая другие народы, подвергшиеся агрессии, и были народы, которые просили ее защиты или присоединялись к ней добровольно и среди них, кстати, Украина времен Богдана Хмельницкого. Но Ермак завоевывал Сибирь, потому что тамошние народы не могли сами между собой разобраться, и по той же причине давили танками восстания в Венгрии и Чехословакии в поздний советский период? При всем моем уважении к Прилепину, как писателю, все-таки оторопь берет, как можно такую лапшу вешать на уши себе и людям. Тут даже украинские историки – патриоты, дописавшиеся до того, что украинцы подарили цивилизацию человечеству, могут приободриться. Мол, если Прилепину можно, то почему нам нельзя?

Но Прилепин, и не он один, считает, что не только можно, но и нужно вешать эту лапшу. В одном из своих недавних интервью, он заявил, что ни один здоровый народ, не желающий самоуничтожения, не может не создавать мифов. Т.е., прозрачно намекает он, это, конечно, миф, что русские никогда никого не завоевывали, но он необходим для здоровья народа. Естественно, русского народа. Но ведь на свете есть и другие не совсем еще разъеденные либерализмом народы, жаждущие расширяться силой оружия, но под прикрытием мифов о своем исключительном миролюбии и благородстве. Да и те нарды, что сегодня разъедены либерализмом, они в обстановке, когда их соседи усиленно увлекаются мифотворчеством на тему своего миролюбия и параллельно разглагольствуют о необходимости расширяться, они ведь завтра тоже поменяют полюса. Ведь было это уже не раз в истории. Достаточно вспомнить вегетарианскую Веймарскую республику и пришедший ей на смену фашизм с его мифами об исключительности немецкого народа и разглагольствованиями о жизненном пространстве. Мы знаем, чем все это кончилось для мира и самих немцев. И, кстати, это один из примеров того, что не всегда и не всякое мифотворчество полезно для здоровья нации. Еще один пример на эту тему это Крымская война. Россия потому потерпела в ней поражение, что перед этим чересчур увлеклась мифом о своем могуществе и непобедимости. А вот поражение в этой войне, развеяв этот миф, как раз помогло оздоровлению русского народа и государства.

А как насчет Украины, которая не успела получить «незалежность», как нагородила целый Монблан мифов о своей исключительности вообще и по части своего миролюбия (что не мешает параллельно хвастаться походами казаков на Константинополь и на Москву) и одновременно заявить претензии на расширение за счет российской белгородской области и польского Перемышля? А американский миф о том, что Бог возложил на них миссию наводить порядок в этом мире и поэтому они всюду суют свой нос и сеют кровавый хаос? Как можно всем этим возмущаться и одновременно творить аналогичные собственные мифы?

И как можно увязать эти мифы с уверениями в искренней любви к Богу и следованию Его Учению, которые Прилепин не устает повторять? Или в православной трактовке Учения можно как-то иначе, не в прямом смысле понимать призыв Исайи: «Правды ищите, правды»?

Есть и более тонкие признаки нарастающего в России поклонения войне как таковой без прилагательного «справедливая». Например, вздымающаяся каждый раз после очередного внешнеполитического действительного или кажущегося успеха, как то присоединение Крыма или победа Трампа на выборах, волна похвальбы своей военной мощью и способностью «испепелить Америку» или «Наши танки за неделю докатятся до Лиссабона». Или зачисление в либералы и анти патриоты Окуджавы. Спрашивается, а почему это Окуджава, который от звонка до звонка отвоевал Великую Отечественную Войну солдатом, воистину справедливую войну, - не патриот? Потому что он был против несправедливых войн, против «А если что не так, не наше дело, как говорится, Родина велела», против «Как славно быть ни в чем не виноватым, совсем простым солдатом, солдатом». А это раздражает любителей повоевать ради расширения империи.

Справедливости ради нужно заметить, что поклонение войне, как таковой, пока не достигло в России того же уровня, что в Украине, не привело к революции и не привело сторонников этой идеи к разделению реальной власти с официальной. Официальная же власть в лице Путина провозглашает пока что правильные вещи в духе «Нас не тронешь, мы не тронем…» или буквально «Мы должны быть на правой стороне». В какой степени она действительно выполняет этот императив, это предмет спора сторон. Но, во-первых, хотя бы провозглашения правильные, а не «Мы не можем не расширяться». А во-вторых, и аргументы России в пользу справедливости ее действий до сих пор, по крайней мере, не пренебрежимы.

Я привел в качестве примера распространения идеи полезности войны Украину и Россию, потому что это ближе русскоязычному читателю. Но военный психоз, гонка вооружений, разжигание ненависти катятся сегодня валом по всему миру: и по Америке с Европой, и по странам дальнего Востока, и в центральной Азии. И везде за этим валом проглядывает идея, что война - это не так уж страшно, даже атомная, и не так уж плохо, а может и вообще хорошо.

Так может быть это и на самом деле не так уж плохо, особенно, если не атомная и без уничтожения человечества? Ведь жизнь, действительно, красна рядом со смертью. Вспомним, как много настоящей крепкой дружбы и любви рождалось во время Отечественной Войны. И сравним это с состоянием западного общества, в которое оно пришло в результате “make love, no war”, пресловутого гедонизма, понимаемого как погоня за наслаждениями, сиречь обжорство, секс без любви, примитивные развлечения, не требующие ни физического, ни умственного, ни духовного напряжения, наркотики и сопливой терпимости к человеческим слабостям и порокам, включая сексуальные извращения. И, кстати, это отнюдь не избавило Запад ни от ненависти и насилия внутри своего общества, ни от агрессивной внешней политики с разжиганием революций и военных конфликтов по всему миру и бряцания оружием. Да еще привело в такое кризисное состояние, которое грозит катастрофой и потрясениями с войнами и самому Западу и остальному миру.

А еще можно вспомнить биологическую эволюцию, частью которой является эволюция человека, в которой борьба не на жизнь, а на смерть играла важнейшую роль в прогрессе, в совершенствовании видов. Еще можно вспомнить, что в результате полного истребления волков человеком в некоторых районах мира в прошлом веке, лишившиеся своих врагов олени, зажившие, так сказать, в полном мире и безопасности, начали почему-то дохнуть от неизвестных болезней и для их спасения пришлось завозить волков из других районов. Что на все это можно сказать?

Начну с утверждения, что жизнь красна рядом со смертью или, как пытается это подать Прилепин и другие сторонники полезности войны, как таковой, только рядом со смертью. Тут главный нюанс в слове «только». Прилепин и писатели из его круга, его единомышленники выстраивают такую аргументацию в пользу этого «только». Настоящую литературу может создавать только писатель, прошедший войну или имеющий другой опыт жизни в экстремальных обстоятельствах. Вот, де, все великие русские писатели классики либо участвовали в войнах, либо служили в армии, либо дрались на дуэлях, ну, в общем, все вкусили чего-нибудь такого экстремального. А упадок настоящей литературы на современном Западе и замена ее всяким выпендриванием и шизами и то же самое в России в период предшествующий появлению новой плеяды, к которой принадлежит и сам Прилепин, вызвано тем, что творцы ее, так сказать, не нюхали пороха. Объективности ради он, правда, признается, что бывали и исключения. Был там один такой, Гоголь, который, не дай Бог, попал бы на войну, так умер бы со страху в первый день, но, тем не менее, он был великий писатель и даже умудрился написать «Тараса Бульбу». Про «Вечера на хуторе» и «Мертвые души» Прилепин как-то в этом контексте не упомянул. А Тургенева, который вообще ничего не написал про войну, не упомянул вовсе в этом своем рассуждении. Не говоря уже про Салтыкова-Щедрина, который не только не написал ничего военно патриотического, так еще и над генералами издевался. Я могу понять, от чего отталкивается Прилепин. Он отталкивается от той тенденции в русской литературе, которая началась с Гоголя, но не с «Тараса Бульбы», а с «Петербургских повестей» в частности с «Шинели», с тенденции защиты маленького несчастного человека и противопоставления его всяким великим и героическим. С тенденции, которая нынешними либералами, как кажется Прилепину, доведена до абсолюта, до полного отрицания права на героическую тему в литературе. Прилепин тут несколько преувеличивает, но в немалой степени он прав (в отношении нынешних либералов от литературы) и тут я с ним. Но он загибает в другую крайность и тут я с ним не согласен.

Ну, и оторвавшись от полемики с Прилепиным, спросим себя: разве настоящие любовь и дружбы бывают только на войне? Не думаю, что нужно тратить еще много слов, чтобы доказать, что жизнь бывает красна не только рядом со смертью. Тем более, что она и без войны течет всегда рядом со смертью, человек же смертен. Да и рядом со смертью она не всегда красна. Ну что там прекрасного рядом с умирающим в больнице от геморроя? Наконец, и на войне это еще вопрос, чего там больше, прекрасного героического или омерзительного: подлости, бессмысленности, страдания и жертв людей не участвующих в войне или участвующих в ней не по своей воле. Все это может получить оправдание и смысл и наполнить смыслом жизнь только в случае справедливой войны.

И вообще, давайте доведем идею полезности войны как таковой до ее логического завершения. Кровь, смерть и предельное напряжение борьбы бывают ведь не только на войне. Чем вооруженный разбой и противостояние ментам, а также схватки между бандами в этом отношении хуже войны? Ан нет! И по Ницше, и по Прилепину «Иду себе махаю автоматом… совсем простым солдатом» - это славно, это красиво, это для настоящих мужчин, это здоровый дух и все такое. А вот разбой - это фуя! А чего фуя? И риск жизнью и предельное напряжение сил ведь и там и там. Выходит вы, ребята, шельмуете, передергиваете карту. Не риск и напряжение, полезные для формирования личности мужчины, вам нужны как таковые. (Т.е., может быть и это тоже, но не это главное). И не служение надличной идее, как таковое, поскольку надличной идее есть много способов служить и без войн. Кстати, своим талантливым писательским трудом Прилепин и так служит надличному, как служил ему и Гоголь, создавая «Мертвые души» (а не только «Тараса Бульбу»). Но ему этого мало и он хочет еще другого, имперского надличного. Это, безусловно, тоже надличное. Только не надо его оправдывать полезностью войны, риска и предельного напряжения сил как таковых. Эта полезность, независимо от того, есть она или нет, полезности империи не доказывает. А как только мы оторвем одно от другого, так полезность империи сразу зашатается без опоры. Ведь империя – это непременное расширение. А если тебе нужна война как таковая, то причем здесь расширение? На планете ведь всегда есть где-нибудь война. Пошел, повоевал там и вернулся домой без расширения. Я уж не говорю о том, к чему это расширение империи может привести в атомный век. Не в каменном же живем.

Теперь обратимся к эволюционно биологическому аргументу полезности войны. Действительно, биологическая эволюция была бы невозможной без межвидовой и внутривидовой борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть. Но не надо абсолютизировать роль этой борьбы. Помимо борьбы существует и межвидовая и внутривидовая кооперация и она тоже играет свою роль в эволюции. Наконец, борьба в природе имеет естественные ограничители и регуляторы и никогда не бывает фанатично идейной, как это бывало и бывает в человеческой истории. Представители одного вида могут питаться представителями другого вида, но ни один вид, условно говоря, не ставит задачи истребления другого вида. Т.е. сознательно животные не ставят себе никаких задач, но сама природа заботится о том, чтобы подобного истребления не произошло. Скажем, когда волков разводится слишком много и они существенно уменьшают поголовье оленей, волчицы перестают рожать или начинают меньше рожать, пока не восстановится баланс. Конечно, в процессе эволюции виды исчезали, но не в результате уничтожения друг друга, а в результате изменения условий их обитания, к которым они не могли адаптироваться. В процессе же человеческой истории немало народов было истреблено полностью или частично истреблено, частично ассимилировано. В человеческой истории, в войнах между народами природный регулятор не работает.

Поэтому возникает вопрос: к чему мы придем, если не создадим искусственного регулятора и ограничителя войн и доведем до логического предела идею полезности войн? Мы придем к тому, что один народ, или одна империя, одна цивилизация истребит или частично истребит, частично ассимилирует все другие народы и цивилизации. Это, конечно, если по ходу не будет уничтожено все человечество. В любом случае логическое доведение до предела неограниченной полезности войны убивает саму идею. Поскольку, а после такого финала с кем же дальше воевать? Разделиться внутри себя и начать все сначала? Как-то нелогично. Т.е. мы опять же придем, в лучшем случае, к тому же гниению по причине отсутствия войн.

Подитожим все вышесказанное.
Во-первых, нужно признать, что у человека (пусть не у каждого), у общества, у человечества в целом есть потребность в сильных эмоциях и борьбе с предельным напряжением сил и риском для жизни. Жизнь красна не только на войне и настоящее искусство возможно не только о войне или ином экстриме. Величайшие творения искусства: музыка Баха, «Троица Рублева» не имеют прямого отношения к экстриму. Но косвенное, по более длинной причинной цепочке, имеют. Потому что общество, в котором отсутствует полностью необходимость напрягаться, бороться, в том числе с риском для жизни, вырождается от потери смысла жизни, ожирения, психических расстройств, наркомании и т.п. И в таком обществе не смогут появиться ни музыка Баха, ни иконы Рублева. Вообще такое общество обречено на самоуничтожение. И точно также творчески бесплодно и обречено на самоуничтожение общество, зараженное доведенной до абсолюта идеей полезности войны, живущее одной ненавистью.

Ну а как же тогда, чтоб не так и не так? Как найти место экстриму, предельному напряжению сил в борьбе и смертельному риску в так сказать цивилизованном обществе?

Я не претендую на то, что у меня есть исчерпывающий ответ на этот вопрос. Не думаю, что такой ответ в принципе возможен, учитывая бесконечное разнообразие жизни и ее стремительную изменяемость в наши дни. В частности, как бы мы не стремились сформулировать общие правила, позволяющие определить кто прав, а кто не прав в войне (а стремиться к этому надо и есть еще, что делать в этом направлении), но правил, которые учитывали бы все потенциально возможные ситуации этого рода, создать невозможно. Все потому же, что «нельзя объять необъятное», т.е. нельзя наперед измыслить все возможные ситуации. Поэтому в этом и во многих других случаях всегда будет оставаться некоторая серая зона, в которой трудно определить, чей экстрим тут цивилизованный, а чей нет. Но кое-что на тему, что можно и нужно сделать, я имею сказать.

Во-первых, хотя, благодаря научно-техническому прогрессу, люди избавились от многих опасностей, подстерегавших их когда-то в дикой природе и требовавших предельного напряжения сил и риска жизнью, но взамен придумали или стихийно породили много заменителей, частично узаконенных и всеми морально одобряемых, а частично существующих вопреки закону, либо узаконенных, но амбивалентных в моральном отношении. Например, экстремальные виды спорта или та разновидность корриды в Испании, когда желающие убегают от бешено мчащегося по узким улочкам стада быков. Это никому не возбраняется, пожалуйста, иди, щекочи себе нервы смертельным риском, выбрасывай адреналин и самоутверждайся, не портя жизнь другим. Рисковать жизнью, ловя бандитов на службе в правоохранительных органах, также и узаконено, и поддержано моралью. К незаконным видам относится любая преступная деятельность. Случай участия в войне является более сложным в этом контексте. Государство, объявляя войну, тем самым узаконивает участие в этой войне всех ее граждан на его стороне. Но в войне есть как минимум два участника. И вторая сторона точно также узаконивает участие своих граждан в войне уже на ее стороне. А вот международное законодательство и общечеловеческая мораль признают законным и морально оправданным в лучшем случае только одну из воюющих сторон. Узаконить или морально оправдать участие в любой войне на любой стороне, это то, к чему нас призывают явно или пытаются нам это незаметно впарить сторонники идеи полезности войны, и это то, чего мы принять не можем, по описанным выше причинам. Но, признав наличие в натуре человека потребности в борьбе и риске, кое-что из ныне запрещенного, на мой взгляд, можно было бы и нужно узаконить и морально оправдать.

Ну, например, драки между фанами разных футбольных клубов сегодня рассматриваются как обычное хулиганство и их участники судятся по соответствующим статьям. Причем сегодня, действительно, нет существенной разницы между такими фанами и обыкновенными хулиганами и погромщиками, и фаны не только дерутся друг с другом, но зачастую громят и избивают все и всех, кто попадется им под руку. Достаточно вспомнить роль футбольных фанов в майской трагедии в Одессе два года назад. Спрашивается, не лучше ли узаконить драки фанов между собой, ограничив их такими рамками, чтобы при этом не страдали посторонние люди и имущество. Ну и чтоб соблюдались понятия о честности: равное количество дерущихся с каждой стороны, все без оружия или, если с оружием, то с одинаковым и т.д. При этом получился бы узаконенный канал для удовлетворения потребности в борьбе и риске у тех, в ком эта потребность сильна, а с другой стороны, общество не подлело бы от бессмысленного и несправедливого насилия, когда дюжие молодцы большой толпой и вооруженные дубинками избивают подвернувшимся им под руку случайных прохожих.

Еще, я считаю, нужно вновь узаконить дуэли, ограничив их жесткими правилами, как проведения самих дуэлей, так и кого и за что можно вызывать на дуэль. Это нужно сделать не столько для того, чтобы создать еще один канал для цивилизованного удовлетворения потребности в экстриме индивидов и общества, сколько для того, чтобы воспрепятствовать тому валу разжигания ненависти посредством безнаказанной клеветы, оскорблений и хамства, который катится сегодня по миру. Катится в связи как с ложно понимаемой свободой слова, пропагандируемой либеральными СМИ, так и такими техническими достижениями, как интернет, позволяющими всякой черноротой сволочи, жаждущей самоутверждаться за счет других, не рискуя собственной шкурой, делать это безнаказанно. Это словесное разжигание ненависти, даже если оно направлено не на другие народы, страны, религии и т.п., а на конкретных людей, при массовом его распространении деморализует общество и поднимает общий градус ненависти в нем. При всей либеральной болтовне о ценности жизни человека эта либеральная же свобода полива грязью, особенно в сочетании с либеральной же терпимостью к слабостям и порокам, включая сексуальную распущенность и извращения, приводит к девальвации достоинства человека, а через то и ценности его жизни. Это в свою очередь ведет к разрушению нормальной жизнедеятельности общества по всем параметрам. В частности, это отражается на качестве политической и творческой элиты. Честные и способные люди, могущие принести пользу обществу и обладающие, как правило, чувством собственного достоинства, далеко не всегда согласны становиться публичными людьми, поскольку поливание грязью публичных людей, доставляет особое удовольствие всяким маразматикам, компенсирующим таким способом свои комплексы неполноценности. В результате в элиту пробиваются люди, как правило, толстокожие, но не обязательно самые честные и способные. И все это: и разжигание ненависти, и девальвация ценности человеческой жизни, и деградация элит рано или поздно приводит либо к массовому насилию внутри общества, либо к несправедливым войнам.

Тут мне могут возразить, что есть законы, запрещающие клевету, оскорбления и разжигание ненависти на религиозной, национальной и еще какой-то почве. То, что такие законы есть – это лучше, чем, если бы их не было. Но то, что эти законы очень мало помогают, видно невооруженным глазом. Во-первых, если добиваться применения таких законов каждый раз, когда кто-то кого-то оклеветал, оскорбил, полил грязью и т.п., то нужно пол страны превратить в судей, а вторая половина окажется на скамье подсудимых и в тюрьмах. Во-вторых, язык человеческий весьма гибок, поэтому не всегда мат означает оскорбление, а с другой стороны, оскорбление можно упаковать в безукоризненную юридически форму. Поэтому суды по этим статьям грешат несравненно большей неточностью и неудовлетворительностью, чем по любым другим. И даже если суд выносит решение в пользу истца и оно справедливо, то в подавляющем большинстве случаев нормальные люди не чувствуют, что их честь таким образом восстановлена. Поэтому в подавляющем большинстве случаев люди и не прибегают к закону по этому поводу.

А что тогда остается? Остается либо облизнуться, проигнорировать, сказать себе «я выше этого», отращивать толстую кожу и т.д. К чему это ведет общество, я уже сказал выше. Либо мордобой. Мордобой во многих случаях - это, действительно, неплохо и я не раз сам к нему прибегал. Но мордобой незаконен и поэтому защищающий свою честь с его помощью рискует посадкой в тюрьму, увольнением с работы и т.п. Во-вторых, мордобой не всегда технически возможен. Если клевета, оскорбление или хамство осуществляются с помощью СМИ или интернета, да еще под прикрытием псевдонима или ника, то и установить виновника проблематично. А даже если он не скрывает своего имени, то зачастую живет за тридевять земель и нужно хорошо потратиться, чтобы добраться до него. А если это желтопресcная журналюга на уровне редактора, или раскрученный эстрадный хам, то он, как правило, имеет охрану, сквозь которую с кулаками не пробьешься.

Все это в случае банальной драки по поводу банального оскорбления. Но если человек подвергается травле за свои убеждения или деятельность, не устраивающую те или иные силы или раздражающую какую-то группу населения, то решить свою проблему с помощью драк у него нет практически никаких шансов. Есть немало людей, особенно из числа политиков, общественных деятелей и людей творческих, которые испытали это на своей шкуре и знают, насколько малоэффективным средством является в этом случае мордобой. А вот разрешенные дуэли могли бы существенно очистить атмосферу в обществе в этом отношении, что подтверждается опытом истории. Например, как высказался один американский писатель, на Диком Западе во время оно, когда все ходили при оружии и при малейшем оскорблении хватались за кольт, все были предельно вежливы. Да, при этом были жертвы. Но как я показал выше, при попустительстве грязи, в конечном счете, жертв будет несравненно больше.

Конечно, эти два мои предложения не дадут полного решения проблемы. Но я считаю, что они указывают то направление, в котором нужно искать это решение.