Протестантская этика, возвысившая идею труда, обогащения выше идеи веры, родилось на католическом запрете чтения библии, и потому сделала для себя библейский источник абсолютным следствием духовного знания. Открытие библии стало принципом освобождения от традиций и запретов.
gif · 56 КБ
Но религия не каббала и открытие для себя мистерий чертогов Бога требует от сознания прыжок веры. Прыжок, сокращающий расстояние между вечностью и временем. Гносеология царства знания упраздняет онтологию жизни настаивая на теоретическом, виртуальном понимании бытия, меняющего голограмму будущего как мир собственного. Мы скатываемся в индивидуалистический солипсизм абсолютного начала организации бытия. Знание не желает считаться с онтологией осуществления вечности в моменте времени. Культ абсолютного знания убивает мистический опыт и отвергает все иные источники и практики восхождения Духа. Он заявляет, что нашли абсолютный исток, который не является таковым и в этом зиждется скрытая ложь самим себе, ибо существует целый спектр интерпретации Библии, в том числе и сатанинский! Нельзя сводить библейское откровение к фарисейскому знанию. Тем более, когда это знание поверхностно, созерцательно, оторвано от органического контекста мира возможности, мира абсолюта и привязано к ограниченности законов мира. Открытие мистического понимания абсолюта зависит от созревания духа (когда плотское восприятие ищет высшего основания бытия) и вхождение души в мотивацию жизни, приятие ее доктрины освобождающей от оков ценности мира и признание ее своей собственной. Привязка же к благополучности мирской жизни, спекулятивному счастью, успеху делает этот путь невозможным, ибо возвеличивает телесные блага и уничижает духовные и душевные составляющие бытия. Иисус о таких говорил: «волки в овечьих шкурах». Желающие возможности абсолюта перенести в материальные ценности благополучия, власти и свободы обязательств перед жизнью. Использовать религию как идею управления миром. Нельзя подвергаясь мнительности оторванной от традиций отцов величия Церкви и соблазну ценностей мира пройти путь библии, ибо конформизм заставляет жить телом, а не духом. И выносит из сознания те ценности, которыми живет душа. «Трудно богатому войти в Царство Божие». Много знание, как собственно и много обладание есть увеличение скорби, и не многие могут ощущать себя свободными, сохраняя свою самость и независимость от ценностей мира. Самосознание жизни есть принцип сохранения идеи вечности в каждом времени, не упускающем из себя содержание вечности и относительность своего отношения к абсолюту, эталону глагола действия – Богу. В этом случае пословица: «своя рубашка ближе к телу» уничижает, и уничтожают само идентичность духа нации ее соборный институту органического начала в полноте народного единения общности. Традиция есть один из способов присутствия вечности во времени. И только традиция взросления самосознания жизни может поставить на путь истинный. А это аскеза, мистический опыт восхождения Духа, который абсолютен для всякого уровня взросления самосознания жизни ибо уже прошел пограничный рубеж, оставив одно царствие и обретя другое. Итак, истории повторяются, сталкиваются платформы желания открыть для себя Царство Духа и фарисейское служение букве закона и собственной власти с позиции души укрощающей своим знанием Дух Вечности. Власть мертвой буквы написания упраздняет придание мистического опыта, объявляя метафизический лик иконы в организации пространства бытия обличающей личину власти, незаконным, а царство вечности символически воплощающимся и утвердившимся в миру, - не состоявшемся. Но только вера участия, а не власть знания откроет мистерии бытия, это подтвердил Иисус Христос, воскресший одесную Отца на небесах. И открывший сознанию путь вознесения своего креста на голгофу вечности. Власть не терпит метафизических символов силы организующих пространство, ибо это претит ее идее смещения меры в перераспределении ценностей обладания в сторону своей централизации управления бытием. Знание эксплуатирует метафизические источники силы, обеспечивая интересы власти в перераспределении возможностей и благ. Мир обыденной повседневности это мир использования, превращающий все потенции жизни в реально существующие блага. Только содержание потенции для каждого времени не бесконечно! А идея воскрешения это сохранение потенции вечности как плод содержания времени. Хранить свое девство, ибо ничто не должно обладать Храмом Божьим в душе человеческой в мире вещей. Истинные ценности обличают несостоятельность относительного блага. Все временные ценности ветхи и ничтожны и только вечность хранит возрождение сознания в силе, в определении гармонии стабилизирующего значения бытия. Нельзя украсть там, где господствует мораль со своим категорическим императивом. Ибо она бдит идею вечности как торжества над падением. Нельзя использовать там, где нет порока спекулятивного мышления преступающего черту стабилизирующего начала. Чтобы использовать, надо соблазнить привлекательностью доступного блага. Если господствует справедливость, не существует источников перераспределения. Нечего делить и нечем владеть. Символы веры гармонии и полноты в организации пространства бытия это запретные символы для властной идее и ее живучести, жизнедеятельности в мире людей. Механичность управления это всегда силки для народа и его органического начала организации. Власть спекулятивного основания всегда находится в оппозиции веры и желанию использовать ее (веру) как инструмент контролирующего значения народной воли. Именно поэтому система обладания мотивацией жизни воспринимает религию как альтернативу организующего начала, исключающую саму идею владения. Формирует свой характер понимания веры, принижая ее авторитет как организующего значения пространства бытия. Но это именно метафизический конструкт структуры органической действительности, так и не подчинившийся керигме управления временем, обличая несостоятельность всех попыток времени присвоить себе значение абсолюта. Чтобы осуществить рай перераспределения возможностей нужно обрушить стабилизирующие константы бытия в бесконечность идеи потребления. Собственно эта метафизическая сопротивляемость национального единства выступает причиной созревания экономического кризиса, сознание не желает быть профанированным суррогатом экономического приложения. И это понятно, ибо с этим сопротивлением связана душевная и духовная составляющая национального бытия, ее гордость за представительство данного бытийствования. В этом голосе звучит будущее идеи нации формирующей свое лицо представительства вечности и именно это будущее экономическая доктрина требует положить на алтарь жертвоприношения. Речь идет не много ни мало как об организации пространства бытия и утверждении генеалогии его ценности. Быть самосознанию жизни профанированным и поверхностным, оторванным от идеи вечности, как абсолютного источника стабилизации и гармонии или же сохранить свою вовлеченность в идею будущего и вынести из своего времени содержание вечности. Нельзя организовать пространство, обрушив его стабилизирующее значение в бесконечность падения силы, пренебрегая принципами морали и традиции утверждающейся вечности в приделах каждого времени. Идея ничто – утопия, которая похоронит будущее своего времени. Нельзя жить только внутренним миром желаний даже если эти метафизические постоянные онтологической обусловленности мешают человеческому счастью и его спекулятивному разуму индивидуальной свободы. Освобожденной от бремени самой жизни, объявившей войну богам, но, так и не изменив фатум своей ничтожности. Надо всегда помнить что идея счастья не абсолютна, а относительна и имеет отношение к вечности, а не ее отсутствию, обрезающему последние связи сознания с идеей бытия. До сих пор, мир который строил человек не прошел испытаний вечности, и мы называем это прогрессом и развитием. Радуемся что в мире нет постоянство и все становится переменным, релятивным. Мы действительно приблизились к концу времени, к концу истории нашего мира, но в этом нет заслуги человека, ибо он как глина в руках Бога. Это результат вхождения идеи вечности в его пространство организации бытия. Сознание стало более чувствительным и приближенным к абсолюту, но скорби мира увлекают это бремя вечности в соблазн обладания, перечеркивающее путь творения сущностей из себя. Роды связаны с болью и скорбью кончины мира ветхих ценностей, но они также предполагают плод жизни в свете вечности. Вне контекста вечности человек исполняет «мартышкин труд» своего времени. Он считает себя самостоятельным и разумным в организации пространства бытия, но все его проекты оборачиваются утопиями. Все что мы строим, исчезнет, как и динозавры, и предыдущие до нас цивилизации на Земле но вечность, оставившая свой след в книге жизни будет вечной ценностью выполненного предназначения человечности. И о существовании этих вечных ценностей нам говорит уже идея времени. Образ вечности в зеркале времени. Ощущать себя средством или же самоцелью – вот результат выбора сознанием аксиологии своей ценности. У человека нет источников возможности как только в абсолюте, все остальное игра ничтожности бытия, порождающая волчицы и тернии: нигилизм отрицания и отречения от идеи жизни. И только новый поток усилия времени снимает это противоречие, обосновывая периодичность и цикличность в осуществлении организации бытия.
Бесконечность, это функция противоположная абсолюту – Богу, порождающему из себя сущности и не утратившему своей полноты функции действия, эталона силы. Бесконечность основана на присутствии силы в настоящем и ее падении в мотивацию ничто. Поэтому везде, где упоминают актуальную или онтологическую бесконечность она связана с функцией уходящего времени. По Хайдеггеру время временит из будущего сквозь настоящее в прошлое и представляет собой динамику центробежного, а не центростремительного влечения. Поэтому и абсолют такого сквозного времени, расходующего энергию вечности, привносимую во время есть идея ничто, ничтожащая всякое содержание в централизующей принадлежности к Богу. Бесконечность и ничтожность это синонимы растворяющегося настоящего. И когда увеличивается ряд бесконечности, на целый порядок уменьшается содержание мотивации жизни. Мы думали, что бесконечность принадлежит пространству, но пространство есть отражение дифференциации сущего выделяющегося из возможности вечного мира. Поэтому пространство не несет в себе энергии разложения, оно принципиально ничтожно (форма изоляции от функции действия) и если бы в него не проникла энергия времени, напоминающая о вечности, то не было бы и мира (формы равновесия вхождения функции силы и ее падения в бесконечности). В мире Исаака Ньютона пространство принимает на себя роль пустоты содержания сущего и это не случайно, ибо к содержанию сущего оно выступает изоляцией приближающейся пустоты. В свою очередь пространство и время есть константа стабилизирующего пребывания сущего и само пространство неотделимо от сущего, и может выглядеть как пустота только в силу его отношения к ничтожности (динамики падения силы в определении альтернативной аксиологии ценностей). Время объединяет все ценности становления в содержание вечности. Время же относится к вечности и не существует идеи времени вне образа вечности. В отличие от пространственной бесконечности время имеет минимальный зазор коридора взаимодействия с онтологией вечности. И этот зазор для каждой качественной приближенности идеи бытия представляет собой единицу времени. И в зависимости от величины единицы времени можно понимать длительность явления в инерции бытия. Инерция имеет различную длительность усвоения функции и приводит к путанице в датировках явлений прошлых событий. Нельзя понимать бесконечность как увеличение вероятности вариантов множества ибо для времени это всегда уменьшение такой вероятности как принцип вхождения сознания в возможность вечности. Вечность есть абсолютная возможность для мира способности и временности и его будущее. Именно поэтому время не содержащее идеи вечности не имеет и своего будущего. У Ницше этот контекст преодолевается идеей вечного возвращения (вечное настоящее). Но если весь смысл усилий основан на негативе разрушения стабилизирующего начала, то разрушив за собой мир событий как настоящее, возможно уже некуда будет возвращаться. Нельзя преодолеть онтологию пространства усилием воли именно поэтому вера – высшая форма организации воли, соединяющаяся с онтологией бытия и исполняющая свое предназначение проявления в роли сущего.
Только абсолютные символы могут организовать пространство бытия бескровной действительности, все относительные символы организующего начала требуют жертву власти, объявляя мотивации жизни непримиримую войну. Именно поэтому в этой структуре организации всегда существует самоцель и средство. Пространство бытия раскалывается надвое (разделяй и властвуй). Те, кто должны представлять собой человечество и те, кто должны обеспечивать это представительство своей аскезой отказа от права жизни. И диалектические противоположности и кантовские антиномии разума есть следствие результатов раскола этого пространства. Микрокосм, как полнота функционала Космического яйца дает трещину и из него вытекает сила вечности. Привязывая сознание к сущему доступного ему понимания, поглощая одних в миру аксиомы материальных ценностей, и привязывая других антагонизмом противопоставления к диалектической игре непримиримости, как более тонкой категории соблазна, самолюбия, страсти. В приверженности к собственной абсолютной правоте. Весь смысл состоит в лишении времени цели и ценности жизни, где правит абсолют ничтожащий идею бытия.
Английский же сенсуализм индивидуальной свободы освобождения от символов веры, с которым связывают иконоборчество, как вызов традиционным ценностям бытия, сформирован в гносеологической области самосознания собственного я и в контексте власть содержащего значения бытия все же не исключает онтологии родового априорного начала из поля возможности всякого индивидуального в способности быть. Сознание рождается из органической возможности вечности как дифференциация отчуджающейся способности, а не в момент «воли к власти». Хотя, считает себя вполне взрослым, чтобы мечтать и организовывать свой мир мечты и потому желает избавиться от метафизической действительности ограничивающей его свободу. Заметьте, мир вещей уже не ограничивает как Платона, ограничивают идеи морали, совести, все что не дает спекулятивному разуму перекраивать мир по своему разумению. Если окружающий меня мир это мой мир возможности будущего, то меня не смущают чужие интересы и тела присутствующие в его стратегиях. Это мой мир будущего – так говорит атлантический сенсуализм на шахматной доске мира. Но эта реальность существует лишь в контексте утопии философствующего прагматизма. И кому, как ни российскому менталитету иметь представление о плодах этой средневековой разбушевавшейся стихии «бури и натеска» желающей вовлечь все метафизические силовые конструкции геопространства мира и ввергнуть в бесконечность «ничто», чтобы воспользоваться дестабилизацией регионального хаоса в своих стратегиях глобализации мира. Западный гносеологический сенсуализм исторически всегда грозил нам мировыми войнами. И мы с честью отстаивали право своего бытия, и фундаментом этой стойкости выступала вера в победу и любовь к родине. И даже гносеология власти спроектированная на феноменальный мир общественного сознания (социум выступающий гарантиями спекулятивных начал) не избавляется от ноуменальности личного, принадлежащего метафизике жизни: «вы не свои и куплены великой ценой усилий вечности». Именно поэтому проблемы иконоборчества возникают в Византии, как готовность перехода сознания из субъективной реальности в родовую действительность абсолютной возможности. А онтологический сенсуализм метафизики жизни отражает меру удаленности сознания от этого идеала бытия. Отсылает к внешней обусловленности качества в мире количества и потому не вписывается в кальку стратегий гносеологического «Я» провозглашающего: «все, что я вижу, то и существует». У Беркли же: «вещи существуют, когда на них смотрит Бог». Десакрализация общества лишает восприятие различий в понимании гносеологической и онтологической необходимости бытия. Хотят быть богами и гносеологией воли осуществлять онтологию будущего. Западный менталитет видит весь мир в себе, когда русская культура формируется на представлении себя в мире. Весь русский лес с олицетворением его тайн, нечестии и духовного блага, адресованного к равновесию жизненной полноты и гармонии. Все в установлении бескровной идеи бытия должно соответствовать своему месту, быть собой, соответствовать правильности, правде. Это равновесие и отражает символику единства (единения) с домом вечности. Возвращение в дом возможности абсолюта. Быть человеком, значит сохранить в себе лицо Бога и изжить личину мира. Открыть для себя онтологию метафизики жизни, значит избавиться от гносеологии знания мастерской разума. Войти в храм бытия как в свой отчий дом. Общественное сознание остается проекцией абсолюта на феноменальную природу. Поэтому не несете в себе идеи качества, но представляет собой ярлык надсознательного присутствия отсылающий к природе абсолютного начала. И действительно, чтобы избавиться от эгоизма приходится пройти испытание детерминизма в общественном сознании, формирующем волю к абсолютной свободе. У Достоевского в «преступлении и наказании» Раскольников выходит на перекресток судеб и кланяется и просит прощения у народа – органического начала, чтобы обличить свое преступление и вернутся в лоно единства мотивации жизни. Энергетическую полноту целостности пространства бытия. Но все над сознательные конструкты есть идолы власти, и если общественное становится над сознательным символом власти, оно служит идеей сдерживания и не обеспечивает развития в поиске сознанием абсолюта. Это говорит о том, что все кесаревы символы ценности относительны, когда Божьи – абсолютны. И в этом хранится та истина, которую не понимал Пилат. А Россия испытала это на своем теле в 1917 г. Врата вечности узки и мало кто открывает для себя истинные ценности жизни. Абсолютом становится идея лоббирования собственных интересов, а система ценности – идея обладания и власти. Еще Фромм говорил, что идея жить полнотой вовлеченности сознания в содержание бытия и идея владеть и эксплуатировать это родовое начало контрпродуктивны. Нужны институты сдерживающие вовлеченность сознания в бесконечность ничтожности времени.
Обыденная повседневность стремится использовать все возможности открывающиеся человечеству, в том числе и метафизические когда веру используют для визуализации, психологической регуляции, волевой концентрации действия. Дело в том, что все метафизические константы вырываются из контекста стабилизирующего начала бытия, примеряющей становление субъективной реальности в противопоставлении центров бросающих вызов Богу. Если бы было возможным все время строить и никогда не разрушать, то мы давным-давно жили бы в урбанизированной действительности. Но развитие всякой автономии оторванной от метафизики жизни живет по законам диалектики: выше пупа не прыгнешь. И если есть удачные схемы, то они осуществляются за счет перераспределения возможностей, т.е. спекулятивны и отстаивают возможность лоббирования собственного интереса. Философ материалист Сартр, вообще считал что понятие жизни бессмысленно, а всякое усилие осуществленное в ее контексте тщетно, потому собственно реальность тошнит, насквозь лжива. Поэтому, чтобы легализовать лобби, утверждающей власть над жизнью и исключающей ценность самой жизни, используют «Бритву Оккама», обрезающей весь метафизический контекст и оставляющей лишь обрывки его возможности для использования их в обыденной повседневности по своему разумению. Возможно, психологическая регуляция и помогает на определенных этапах, но она не абсолютна и не представляет собой законов Вселенной! Так два враждующих государства используют пропаганду как условие максимальной эффективности своих войск. Но это не говорит о том, что бравада уверенности в победе достигнет своего результата. В войне всегда существуют побежденные и победители. И как в лотерее, победителей мало, но победителями желают быть все. И исключением в этом правиле всегда выступала Россия. Существуют мотивации духовной и душевной составляющей не завязанные с ценностями уюта обыденной повседневности бытия. Сама же диалектика разумной мотивации Космоса не учитывает того, что если одна сторона выигрывает, то вторая должна проиграть. И такое профанированное понимание метафизики жизни ущербно, постоянно требует жертвы (проигравшего и выигравшего), а потому, это всегда успех на костях «другого». Смещение меры самоценности жизни в бесконечность небытия это война с мотивацией жизни, поэтому это война не только с внешним, но и война с внутренним миром, заставляющая притворяться, одевать маски, чтобы оправдать свой успех. Это измена своему органическому вечному предназначению в обслуживании идеи времени, временности и конечности спекулятивной идеи счастья.
* * *
Концентрация воли, концентрации внимания и наконец, просто концентрации, обеспечивающей контроль программирования программы бытия. Но мы лишь думаем, что чем-то управляем, как это было с атеизмом. В керигме переменой жизни всегда есть структура неизменных ценностей. И деструктивность, которая всплывает как рок, фатум есть результат этой уверенности, что мы чем-то управляем. Безусловно, свою жизнь организовывать можно и нужно, но это не абсолютные категории бытия. И если такие евреи как Березовский рассуждают подобным образом, то это результат рассеивания избранного народа, грехопадения лика божественного и уход сознания в мир и его ценности. Душе живущей ценностями мира тяжело воспринимать ценности духовные. Поэтому она считает возможным использовать их для обогащения, перевести в дивиденды пользы, продать храм Духа за ценности мира. Ни это ли преступление перед вечностью? В Библии в Ветхом Завете, когда описываются проклятья, как следствие отступления от Бога упоминается поглощение избранного народа миром и истирание будущего этого представительства жизни, когда Бог подтвердить величие своей ценности, как единственной возможности сохранения идеи бытия перед личинами манифестации ценностей мира. Лживость мира не может дать будущего жизни, его открывает только Бог. Успех имеет свой придел, переходящий в проклятье и расплачивается он вечными ценностями за временную служебность обремененности миром. Когда сатана искушает Христа в пустыне, он предлагает ему ценности мира за одно лишь поклонение его системе ценностей как абсолюту и получает ответ: «написано, Господу Богу поклоняйся и ему служи». Лишь высшее право абсолюта в организации пространства бытия обеспечивает без жертвенное устройство событийности. Власть вещей всегда требует жертвы от органической составляющей бытия и жертва – вечность. Продать вечность за временность – не велико ли благо? Именно поэтому, «ты можешь владеть всем, и ничто не может владеть тобой» - ты есть Храм Бога живого. Кто разрушит храм, того покарает Бог! Кара есть исключение будущего из представительства жизни в идее бытия. А именно, центробежное стремление исключает центростремительное сближение с абсолютом силы. Концентрация воздействия на подсознание это не абсолютная сила организующего начала и она не исключает необходимости усилий работы над собой, скорее она есть систематизация этой необходимости. Организующее начало пространства бытия заключено не в человеке, он лишь точка приложения действия, а в абсолюте, воплощающемся в самосознании жизни посредством веры. Все предварительные формы организующего начала есть лишь категории вовлеченности сознания в мотивацию жизни посредством близкого к пониманию интереса. Именно поэтому они действенны на начальном этапе, но уводят в сторону как абсолютный принцип организации бытия. Дальше придется расплачиваться по счетам вечностью. Ощущать себя жителем мира, лишенным всякой надежды абсолюта. Оскопление духа и души, человек представляет собой лишь тело и должен быть профанировано счастлив. Не должен даже вникать в мотивированное пространство его использования, а должен доверится благосклонности Вселенной! С нее и спрашивать модельную обеспеченность своей концентрации.
* * *
Сама идея концентрации отражает начало творения мира: «сказал и было», но нужно понимать, что творение осуществлялось в вечности, а мы принадлежим качеству субъективной реальности прибывающей во времени. И чтобы преодолеть расстояние от времени до вечности нужен прыжок веры. Безусловно, человек исполняя религиозный путь своего спасения приблизится к условиям возможности Бога, но для этого ему необходимо избавиться от ничтожности мира и системы его ценностей! Путь спасения, путь будущего это путь центростремительный, а не центробежный. Нельзя увязнуть в ценностях мира и этим открыть в себе божественное начало. Это очередная утопия изживания вечности своим временем. Сейчас же для человека работающего над собой нужна еще и практика, хоть эмпирическая, хоть мистическая, чтобы не стать отвлеченным профаном ничего не решающим в этой жизни и перекладывающим меру ответственности на Вселенную. Чтобы понимать исходный код организации пространства бытия нужно на себе нести меру ответственности. Сартр говорил: «абсолютная свобода предполагает абсолютную ответственность перед жизнью» - и не лгал.
Выводы:
Понятие «либерализм» берет свои корни из английского сенсуализма (ангельского). Причем гносеологического, лишенного необходимости понимания сакрализации бытия. Там порядок возникает из хаоса в момент договора (Гоббс). Поэтому в контекст «открытого общества» (Поппер) и его ментальной исключительности цивилизованных основ, предлагаемая за модель глобализации мира, прекрасно умещается и гегелевская теоретизация опыта гносеологии знания в тенденциях оправдывающих де сакрализацию мира и протестантская этика, борющаяся с универсалиями символов Духа и их эзотерику влияния на организацию пространства бытия. Противопоставление идеи цивилизованной законности права метафизике органичного начала: непримиримая борьба с дикостью, навешивающая на нее ярлыки тоталитаризма и волюнтаризма, прекрасно обосновывает атлантическую стратегию глобальности в стремлении осуществления в геополитике «всемирного потопа», и креативное понимание нового человека, призирающего религиозные предрассудки морализации общества (в духе модерна) и осуществляющего путем регуляции будущего своего и себе присвоенного мира для себя, противопоставляя внутренний мир индивидуальной свободы общественному стабилизирующему началу идеи быть. Здесь просматривается взаимосвязь единого пространства всех этих феноменов явления обуславливающая заброшенность сознательного развития современного общества в условие проблемного поля детерминизма и свободы атомной физики. Вроде бы совершенно иная сфера актуальности самосознания жизни, а проблемное поле то же: волна или корпускула? Форма отчуждения самосознания жизни в индивидуации идеи бытия или же органическое единство с аттическим началом жизненной полноты и родовым силовым полем управления идеей бытия во Вселенной. Подобная суперпозиция есть не много ни мало, как путь обнаружения лица нашего будущего. И этот выбор или откроет идею субъекта в миру, или же сакрализацию субъективной реальности в вечности. Для Российской ментальности родового понимания истины это проблемное поле выбора как никогда актуально в необходимости осуществления сознанием идеи быть представителем своего культурного содержания идеи вечности.
В онтологическом сенсуализме еще присутствует понятие «Бог»: «Бог смотрит на вещи, и они существуют». В гносеологическом сенсуализме роль Бога занимает человек, превращая пространство организации в собственный мир интересов и порядков. Итак, если субъект дает всем предметам в своем мире жизнь, то он должен и управлять онтологией их бытия, использовать их целесообразно своему пониманию. Он заявляет официально: Это мой мир цивилизации – лучших представителей человечества, потому что я дал ему жизнь. Я обратил его в цивилизованную веру будущего. И если кто не согласен с подобной доктриной и мешает мне в моем мире строить мое будущее, - значит он абсолютное зло и дикость, не понимающая цивилизованных ценностей и привилегий. Именно так рождается паранойя психологической убежденности в собственной непогрешимости и правоте. И это куда более серьезная психологическая патология, нежели шизофрения – разделения самосознания в самом себе (страдает русская ментальность). Потом, с уст гносеологического сенсуализма слетают фразы: «Мы самая исключительная нация» - в смысле исключенная из культурной организации идеи бытия (мультикультура), и «демократическая модель несет в себе абсолютные ценности организации жизни в мире» - при этом родовая органичность бытия, генеалогическая модель структуры содержания к понятию жизни в мире уже никакого отношения и не имеет? Вот так собственно и осуществляется лоббирования виртуальным пространством уверенности в своих силах мотивированного пространства онтологии бытия.
Бесконечность, это функция противоположная абсолюту – Богу, порождающему из себя сущности и не утратившему своей полноты функции действия, эталона силы. Бесконечность основана на присутствии силы в настоящем и ее падении в мотивацию ничто. Поэтому везде, где упоминают актуальную или онтологическую бесконечность она связана с функцией уходящего времени. По Хайдеггеру время временит из будущего сквозь настоящее в прошлое и представляет собой динамику центробежного, а не центростремительного влечения. Поэтому и абсолют такого сквозного времени, расходующего энергию вечности, привносимую во время есть идея ничто, ничтожащая всякое содержание в централизующей принадлежности к Богу. Бесконечность и ничтожность это синонимы растворяющегося настоящего. И когда увеличивается ряд бесконечности, на целый порядок уменьшается содержание мотивации жизни. Мы думали, что бесконечность принадлежит пространству, но пространство есть отражение дифференциации сущего выделяющегося из возможности вечного мира. Поэтому пространство не несет в себе энергии разложения, оно принципиально ничтожно (форма изоляции от функции действия) и если бы в него не проникла энергия времени, напоминающая о вечности, то не было бы и мира (формы равновесия вхождения функции силы и ее падения в бесконечности). В мире Исаака Ньютона пространство принимает на себя роль пустоты содержания сущего и это не случайно, ибо к содержанию сущего оно выступает изоляцией приближающейся пустоты. В свою очередь пространство и время есть константа стабилизирующего пребывания сущего и само пространство неотделимо от сущего, и может выглядеть как пустота только в силу его отношения к ничтожности (динамики падения силы в определении альтернативной аксиологии ценностей). Время объединяет все ценности становления в содержание вечности. Время же относится к вечности и не существует идеи времени вне образа вечности. В отличие от пространственной бесконечности время имеет минимальный зазор коридора взаимодействия с онтологией вечности. И этот зазор для каждой качественной приближенности идеи бытия представляет собой единицу времени. И в зависимости от величины единицы времени можно понимать длительность явления в инерции бытия. Инерция имеет различную длительность усвоения функции и приводит к путанице в датировках явлений прошлых событий. Нельзя понимать бесконечность как увеличение вероятности вариантов множества ибо для времени это всегда уменьшение такой вероятности как принцип вхождения сознания в возможность вечности. Вечность есть абсолютная возможность для мира способности и временности и его будущее. Именно поэтому время не содержащее идеи вечности не имеет и своего будущего. У Ницше этот контекст преодолевается идеей вечного возвращения (вечное настоящее). Но если весь смысл усилий основан на негативе разрушения стабилизирующего начала, то разрушив за собой мир событий как настоящее, возможно уже некуда будет возвращаться. Нельзя преодолеть онтологию пространства усилием воли именно поэтому вера – высшая форма организации воли, соединяющаяся с онтологией бытия и исполняющая свое предназначение проявления в роли сущего.
Только абсолютные символы могут организовать пространство бытия бескровной действительности, все относительные символы организующего начала требуют жертву власти, объявляя мотивации жизни непримиримую войну. Именно поэтому в этой структуре организации всегда существует самоцель и средство. Пространство бытия раскалывается надвое (разделяй и властвуй). Те, кто должны представлять собой человечество и те, кто должны обеспечивать это представительство своей аскезой отказа от права жизни. И диалектические противоположности и кантовские антиномии разума есть следствие результатов раскола этого пространства. Микрокосм, как полнота функционала Космического яйца дает трещину и из него вытекает сила вечности. Привязывая сознание к сущему доступного ему понимания, поглощая одних в миру аксиомы материальных ценностей, и привязывая других антагонизмом противопоставления к диалектической игре непримиримости, как более тонкой категории соблазна, самолюбия, страсти. В приверженности к собственной абсолютной правоте. Весь смысл состоит в лишении времени цели и ценности жизни, где правит абсолют ничтожащий идею бытия.
Английский же сенсуализм индивидуальной свободы освобождения от символов веры, с которым связывают иконоборчество, как вызов традиционным ценностям бытия, сформирован в гносеологической области самосознания собственного я и в контексте власть содержащего значения бытия все же не исключает онтологии родового априорного начала из поля возможности всякого индивидуального в способности быть. Сознание рождается из органической возможности вечности как дифференциация отчуджающейся способности, а не в момент «воли к власти». Хотя, считает себя вполне взрослым, чтобы мечтать и организовывать свой мир мечты и потому желает избавиться от метафизической действительности ограничивающей его свободу. Заметьте, мир вещей уже не ограничивает как Платона, ограничивают идеи морали, совести, все что не дает спекулятивному разуму перекраивать мир по своему разумению. Если окружающий меня мир это мой мир возможности будущего, то меня не смущают чужие интересы и тела присутствующие в его стратегиях. Это мой мир будущего – так говорит атлантический сенсуализм на шахматной доске мира. Но эта реальность существует лишь в контексте утопии философствующего прагматизма. И кому, как ни российскому менталитету иметь представление о плодах этой средневековой разбушевавшейся стихии «бури и натеска» желающей вовлечь все метафизические силовые конструкции геопространства мира и ввергнуть в бесконечность «ничто», чтобы воспользоваться дестабилизацией регионального хаоса в своих стратегиях глобализации мира. Западный гносеологический сенсуализм исторически всегда грозил нам мировыми войнами. И мы с честью отстаивали право своего бытия, и фундаментом этой стойкости выступала вера в победу и любовь к родине. И даже гносеология власти спроектированная на феноменальный мир общественного сознания (социум выступающий гарантиями спекулятивных начал) не избавляется от ноуменальности личного, принадлежащего метафизике жизни: «вы не свои и куплены великой ценой усилий вечности». Именно поэтому проблемы иконоборчества возникают в Византии, как готовность перехода сознания из субъективной реальности в родовую действительность абсолютной возможности. А онтологический сенсуализм метафизики жизни отражает меру удаленности сознания от этого идеала бытия. Отсылает к внешней обусловленности качества в мире количества и потому не вписывается в кальку стратегий гносеологического «Я» провозглашающего: «все, что я вижу, то и существует». У Беркли же: «вещи существуют, когда на них смотрит Бог». Десакрализация общества лишает восприятие различий в понимании гносеологической и онтологической необходимости бытия. Хотят быть богами и гносеологией воли осуществлять онтологию будущего. Западный менталитет видит весь мир в себе, когда русская культура формируется на представлении себя в мире. Весь русский лес с олицетворением его тайн, нечестии и духовного блага, адресованного к равновесию жизненной полноты и гармонии. Все в установлении бескровной идеи бытия должно соответствовать своему месту, быть собой, соответствовать правильности, правде. Это равновесие и отражает символику единства (единения) с домом вечности. Возвращение в дом возможности абсолюта. Быть человеком, значит сохранить в себе лицо Бога и изжить личину мира. Открыть для себя онтологию метафизики жизни, значит избавиться от гносеологии знания мастерской разума. Войти в храм бытия как в свой отчий дом. Общественное сознание остается проекцией абсолюта на феноменальную природу. Поэтому не несете в себе идеи качества, но представляет собой ярлык надсознательного присутствия отсылающий к природе абсолютного начала. И действительно, чтобы избавиться от эгоизма приходится пройти испытание детерминизма в общественном сознании, формирующем волю к абсолютной свободе. У Достоевского в «преступлении и наказании» Раскольников выходит на перекресток судеб и кланяется и просит прощения у народа – органического начала, чтобы обличить свое преступление и вернутся в лоно единства мотивации жизни. Энергетическую полноту целостности пространства бытия. Но все над сознательные конструкты есть идолы власти, и если общественное становится над сознательным символом власти, оно служит идеей сдерживания и не обеспечивает развития в поиске сознанием абсолюта. Это говорит о том, что все кесаревы символы ценности относительны, когда Божьи – абсолютны. И в этом хранится та истина, которую не понимал Пилат. А Россия испытала это на своем теле в 1917 г. Врата вечности узки и мало кто открывает для себя истинные ценности жизни. Абсолютом становится идея лоббирования собственных интересов, а система ценности – идея обладания и власти. Еще Фромм говорил, что идея жить полнотой вовлеченности сознания в содержание бытия и идея владеть и эксплуатировать это родовое начало контрпродуктивны. Нужны институты сдерживающие вовлеченность сознания в бесконечность ничтожности времени.
Обыденная повседневность стремится использовать все возможности открывающиеся человечеству, в том числе и метафизические когда веру используют для визуализации, психологической регуляции, волевой концентрации действия. Дело в том, что все метафизические константы вырываются из контекста стабилизирующего начала бытия, примеряющей становление субъективной реальности в противопоставлении центров бросающих вызов Богу. Если бы было возможным все время строить и никогда не разрушать, то мы давным-давно жили бы в урбанизированной действительности. Но развитие всякой автономии оторванной от метафизики жизни живет по законам диалектики: выше пупа не прыгнешь. И если есть удачные схемы, то они осуществляются за счет перераспределения возможностей, т.е. спекулятивны и отстаивают возможность лоббирования собственного интереса. Философ материалист Сартр, вообще считал что понятие жизни бессмысленно, а всякое усилие осуществленное в ее контексте тщетно, потому собственно реальность тошнит, насквозь лжива. Поэтому, чтобы легализовать лобби, утверждающей власть над жизнью и исключающей ценность самой жизни, используют «Бритву Оккама», обрезающей весь метафизический контекст и оставляющей лишь обрывки его возможности для использования их в обыденной повседневности по своему разумению. Возможно, психологическая регуляция и помогает на определенных этапах, но она не абсолютна и не представляет собой законов Вселенной! Так два враждующих государства используют пропаганду как условие максимальной эффективности своих войск. Но это не говорит о том, что бравада уверенности в победе достигнет своего результата. В войне всегда существуют побежденные и победители. И как в лотерее, победителей мало, но победителями желают быть все. И исключением в этом правиле всегда выступала Россия. Существуют мотивации духовной и душевной составляющей не завязанные с ценностями уюта обыденной повседневности бытия. Сама же диалектика разумной мотивации Космоса не учитывает того, что если одна сторона выигрывает, то вторая должна проиграть. И такое профанированное понимание метафизики жизни ущербно, постоянно требует жертвы (проигравшего и выигравшего), а потому, это всегда успех на костях «другого». Смещение меры самоценности жизни в бесконечность небытия это война с мотивацией жизни, поэтому это война не только с внешним, но и война с внутренним миром, заставляющая притворяться, одевать маски, чтобы оправдать свой успех. Это измена своему органическому вечному предназначению в обслуживании идеи времени, временности и конечности спекулятивной идеи счастья.
* * *
Концентрация воли, концентрации внимания и наконец, просто концентрации, обеспечивающей контроль программирования программы бытия. Но мы лишь думаем, что чем-то управляем, как это было с атеизмом. В керигме переменой жизни всегда есть структура неизменных ценностей. И деструктивность, которая всплывает как рок, фатум есть результат этой уверенности, что мы чем-то управляем. Безусловно, свою жизнь организовывать можно и нужно, но это не абсолютные категории бытия. И если такие евреи как Березовский рассуждают подобным образом, то это результат рассеивания избранного народа, грехопадения лика божественного и уход сознания в мир и его ценности. Душе живущей ценностями мира тяжело воспринимать ценности духовные. Поэтому она считает возможным использовать их для обогащения, перевести в дивиденды пользы, продать храм Духа за ценности мира. Ни это ли преступление перед вечностью? В Библии в Ветхом Завете, когда описываются проклятья, как следствие отступления от Бога упоминается поглощение избранного народа миром и истирание будущего этого представительства жизни, когда Бог подтвердить величие своей ценности, как единственной возможности сохранения идеи бытия перед личинами манифестации ценностей мира. Лживость мира не может дать будущего жизни, его открывает только Бог. Успех имеет свой придел, переходящий в проклятье и расплачивается он вечными ценностями за временную служебность обремененности миром. Когда сатана искушает Христа в пустыне, он предлагает ему ценности мира за одно лишь поклонение его системе ценностей как абсолюту и получает ответ: «написано, Господу Богу поклоняйся и ему служи». Лишь высшее право абсолюта в организации пространства бытия обеспечивает без жертвенное устройство событийности. Власть вещей всегда требует жертвы от органической составляющей бытия и жертва – вечность. Продать вечность за временность – не велико ли благо? Именно поэтому, «ты можешь владеть всем, и ничто не может владеть тобой» - ты есть Храм Бога живого. Кто разрушит храм, того покарает Бог! Кара есть исключение будущего из представительства жизни в идее бытия. А именно, центробежное стремление исключает центростремительное сближение с абсолютом силы. Концентрация воздействия на подсознание это не абсолютная сила организующего начала и она не исключает необходимости усилий работы над собой, скорее она есть систематизация этой необходимости. Организующее начало пространства бытия заключено не в человеке, он лишь точка приложения действия, а в абсолюте, воплощающемся в самосознании жизни посредством веры. Все предварительные формы организующего начала есть лишь категории вовлеченности сознания в мотивацию жизни посредством близкого к пониманию интереса. Именно поэтому они действенны на начальном этапе, но уводят в сторону как абсолютный принцип организации бытия. Дальше придется расплачиваться по счетам вечностью. Ощущать себя жителем мира, лишенным всякой надежды абсолюта. Оскопление духа и души, человек представляет собой лишь тело и должен быть профанировано счастлив. Не должен даже вникать в мотивированное пространство его использования, а должен доверится благосклонности Вселенной! С нее и спрашивать модельную обеспеченность своей концентрации.
* * *
Сама идея концентрации отражает начало творения мира: «сказал и было», но нужно понимать, что творение осуществлялось в вечности, а мы принадлежим качеству субъективной реальности прибывающей во времени. И чтобы преодолеть расстояние от времени до вечности нужен прыжок веры. Безусловно, человек исполняя религиозный путь своего спасения приблизится к условиям возможности Бога, но для этого ему необходимо избавиться от ничтожности мира и системы его ценностей! Путь спасения, путь будущего это путь центростремительный, а не центробежный. Нельзя увязнуть в ценностях мира и этим открыть в себе божественное начало. Это очередная утопия изживания вечности своим временем. Сейчас же для человека работающего над собой нужна еще и практика, хоть эмпирическая, хоть мистическая, чтобы не стать отвлеченным профаном ничего не решающим в этой жизни и перекладывающим меру ответственности на Вселенную. Чтобы понимать исходный код организации пространства бытия нужно на себе нести меру ответственности. Сартр говорил: «абсолютная свобода предполагает абсолютную ответственность перед жизнью» - и не лгал.
Выводы:
Понятие «либерализм» берет свои корни из английского сенсуализма (ангельского). Причем гносеологического, лишенного необходимости понимания сакрализации бытия. Там порядок возникает из хаоса в момент договора (Гоббс). Поэтому в контекст «открытого общества» (Поппер) и его ментальной исключительности цивилизованных основ, предлагаемая за модель глобализации мира, прекрасно умещается и гегелевская теоретизация опыта гносеологии знания в тенденциях оправдывающих де сакрализацию мира и протестантская этика, борющаяся с универсалиями символов Духа и их эзотерику влияния на организацию пространства бытия. Противопоставление идеи цивилизованной законности права метафизике органичного начала: непримиримая борьба с дикостью, навешивающая на нее ярлыки тоталитаризма и волюнтаризма, прекрасно обосновывает атлантическую стратегию глобальности в стремлении осуществления в геополитике «всемирного потопа», и креативное понимание нового человека, призирающего религиозные предрассудки морализации общества (в духе модерна) и осуществляющего путем регуляции будущего своего и себе присвоенного мира для себя, противопоставляя внутренний мир индивидуальной свободы общественному стабилизирующему началу идеи быть. Здесь просматривается взаимосвязь единого пространства всех этих феноменов явления обуславливающая заброшенность сознательного развития современного общества в условие проблемного поля детерминизма и свободы атомной физики. Вроде бы совершенно иная сфера актуальности самосознания жизни, а проблемное поле то же: волна или корпускула? Форма отчуждения самосознания жизни в индивидуации идеи бытия или же органическое единство с аттическим началом жизненной полноты и родовым силовым полем управления идеей бытия во Вселенной. Подобная суперпозиция есть не много ни мало, как путь обнаружения лица нашего будущего. И этот выбор или откроет идею субъекта в миру, или же сакрализацию субъективной реальности в вечности. Для Российской ментальности родового понимания истины это проблемное поле выбора как никогда актуально в необходимости осуществления сознанием идеи быть представителем своего культурного содержания идеи вечности.
В онтологическом сенсуализме еще присутствует понятие «Бог»: «Бог смотрит на вещи, и они существуют». В гносеологическом сенсуализме роль Бога занимает человек, превращая пространство организации в собственный мир интересов и порядков. Итак, если субъект дает всем предметам в своем мире жизнь, то он должен и управлять онтологией их бытия, использовать их целесообразно своему пониманию. Он заявляет официально: Это мой мир цивилизации – лучших представителей человечества, потому что я дал ему жизнь. Я обратил его в цивилизованную веру будущего. И если кто не согласен с подобной доктриной и мешает мне в моем мире строить мое будущее, - значит он абсолютное зло и дикость, не понимающая цивилизованных ценностей и привилегий. Именно так рождается паранойя психологической убежденности в собственной непогрешимости и правоте. И это куда более серьезная психологическая патология, нежели шизофрения – разделения самосознания в самом себе (страдает русская ментальность). Потом, с уст гносеологического сенсуализма слетают фразы: «Мы самая исключительная нация» - в смысле исключенная из культурной организации идеи бытия (мультикультура), и «демократическая модель несет в себе абсолютные ценности организации жизни в мире» - при этом родовая органичность бытия, генеалогическая модель структуры содержания к понятию жизни в мире уже никакого отношения и не имеет? Вот так собственно и осуществляется лоббирования виртуальным пространством уверенности в своих силах мотивированного пространства онтологии бытия.
Обсуждения Размышлизмы
Идея равновесия добра и зла в мире как стихийного примирения противоположностей онтологии мира основана на стабилизирующем значении всякого времени в момент становления. Если брать античность это понятие мера в космологии это стабилизирующее значение организации Космоса со всеми постоянными характеристиками обеспечивающими стабильное основание бытия если брать мистическое знание, как дисциплина, изучающая человека это каббала. Так вот, все эти характеристики организации мира относятся ко времени. И если у Гегеля мера есть соотношение количества и качества, что заимствовал у него материализм, то у Аристотеля мера есть отношение акта и потенции - именно те космологические постоянные матричной организации бытия вызванные организацией отношений разности потенциалов усилия жизни от низшему к высшему. Аристотель не смог избежать целевого отношения сущего к перводвигателю. В философии это вертикаль организующего начала, то дерево органичности которое разрушил Гегель. Именно в контексте Гегеля разность потенциалов присваивается идее сущего - имманентной действительности. Диалектический материализм развивает эту мысль и находит противоречие в само сущем и называет его перводвигателем. Вот только сам феномен жизни подобная логика объяснить не может. Если в сущем содержится возможность движения, почему сущее существует в способности, а не в возможности полноты? В модусе высшего организованного значения Быть? Если в сущности не содержится возможность качественного приращения идеи бытия, то откуда оно черпает эту перспективу? Сартр, как последний материалист решил что сама возможность, приращающая бытие с ходом времени возникает из ничто. Но опять же не избежал требования объяснения относительности бытия присутствием вечности. Структурно ни одна философия не объясняет полноту мира, она просто обрезает всю онтологическую несостоятельность не вмещающуюся в гносеологию объяснения происходящего. Мы к этому так привыкли, что дробление понимания на релятивистскую действительность становится нормой. И каждый в своем оазисе понимания может говорить о вечности. Но это далеко не норма, а скорее патология человеческого отношения к идеи бытия. У Вас многогранно описана метафизика понимания бытия и его развития, но опять она относится к онтологии мира или гносеологии знания о мире? В чем разница? Опять гегелевский панлогизм официальной подмены Бога человеком. И в мире человека уже господствуют мотивации человека и власть разумной действительности, исключающей интуитивное начало, которое изначально не вошло в гносеологию чистого разума ориентированного Кантом. В одном случае мы теоретически познаем мир и даже сравнивая его с эмпирикой действительности, все равно остаемся в границах гносеологии разума и с другой перспективой мы органически вовлечены в мистерии бытия и аксиология этих целевых ориентаций относительности не совпадает. Двойственность самого времени формирует понятие восходящей и нисходящей перспективы: всякое время умирает превращаясь в ничто, но содержание этого времени качественно мигрирует в будущее, сохраняя относительность отношения к идее бытия. И вот эта конечность времени она абсолютна и потому не позволяет рассуждать в аксиологии ценности видимого и отсылает к ценности невидимого. А ценность невидимого предполагает уход из ценностей мира - равновесия энергии входящей в действительность (работа собственного определения) и исходящей из нее. Именно это позволяло говорить Гераклиту, что мир есть огонь вечности, угасающий и возникающий. Вопреки античной мифологии он верил в автономию мира. Огонь он рассматривала как стихию - начало, но даже его критичный взгляд понимания, что в мире не существует горючего, мир есть просто горение не говори о том, откуда же поставляется горючее для горения мира? Спиноза сказал бы, что природа мира такова, что модус мышления (функция действия) формирует модус протяженности (инерции), а официальная церковная позиция претендовала бы на существование Логоса. Но это все отступление перед переходом от феноменальной к ноуменальной действительности. Ибо благодаря ноумену человек входит в природу мистерий бытия. Бердяев отмечал мистический опыт, который никак не уступает опыту прагматическому (привычки идентификации мира) или логическому, ибо создан на законах логики, но в другом пространстве бытия. Итак, мистическая глубина опыта стартует с платформы каббалы, претендующую на науку знания и никак не причисляющую себя к религии. Весь смысл в том, что познание Бога в каббале осуществляется путем знания, а не путем веры! Опираясь на опыт знания, она частично соотносит себя с интуитивным началом. Фактически она основана в гносеологическом пространстве разумной действительности и лишь частично признает интуицию, как идею сердечности. Формы медитации, литургические таинства ей не присущи. Если касаться восточной ментальности и реинкорнации перерождения надо понимать, что мотивационное поле конфессиональной восхождения сознания не ставит перед собой задачи вечности! Само восхождение происходит в контексте мира и растворения во времени. Если христианство рассматривает непосредственно наш мир и его отношение к абсолюту, восточный менталитет возвращается в поле абсолютной возможности перерождения в энергии времени и возрождается в новом качестве в этом или ином миру отношений с абсолютом. Спасение отношения этого мира к Богу рассматривается только в христианстве. Некоторые полагают, что вечность может наступать в миру. Но мир это состояние ничтожности функционала, а значит останутся болезни, глады, моры. А это уже будет не совершенный мир, не абсолютный. Сама же идея равновесия играет важную роль в стабилизирующем начале равновесия. Скажем, Космос не смог бы сохранять свое эволюционное разворачивание пространства, если бы это было не так. Но сама мера и понятие равновесия (относительной гармонии во времени) не исключает платформы вечности, как невидимого содержания бытия, как целевой и ценностной доктрины развития мира. Вертикаль отношения часть - Целое обосновывает стабилизирующее значение, обеспечивая силовой порядок Космоса. В античном понимании Космос и есть порядок, возникающий из хаоса небытия. У Декарта и Беркли: «мир умирает в каждый момент времени; и возрождается из небытия, как только Бог продолжает смотреть на его порядок». И потом, если контекст времени представляет собой радиальное бытие абсолютной недостаточности и поэтому подверженной развитию, то централизующее начало бытия - сингулярность есть идея неизменного Бога и потому прибывающего в вечности. Если мы вспомним в библии Бог создал Адама и мир в вечности, и только потом, после создания Адама именовал его непосредственность - придал значению его бытия автономную действительность. Мир есть лишь рубашка содержания отражения Вечности - монада. Таким образом, если мы хотим вернуть сознание в мистический опыт онтологической близости с вечностью нам необходимо избавить самосознание жизни от пантеизма гносеологии разума. Мы заброшены в мир движущийся, а желаем познавать его фиксировано, отсюда и возникает наше гносеологическое непонимание идеи бытия: «третьего не дано» - основной закон логики, когда церковь настаивает на триединстве в ипостасях «Отца, Сына и Святого Духа». Наука фиксирует становление сущего во времени, а метафизика отражает движение бытия во времени и не привязана непосредственно к становлению сущего. У них различные пространства организованной перспективы ведущие в вечность и абсолют ничто. Непонимание этой двойственности строит гносеологические замки на песке, которые не подтверждены онтологией бытия. «Быть или не быть, вот в чем вопрос?».
«Бдит идею вечности» - девство (Флоренский «Столп и утверждение истины») функциональное присутствие идеи бытия в самосознании жизни. Если сознание открывает для себя мотивированное поле восхождения то «тьме не объять его», что открывает торжество над падением мира. Сказанное отсылает к глубокому контексту и смысл ускользает. И еще, чтобы использовать, надо соблазнить. Если ты не преступаешь меру категорического императива, сохраняющего свободы каждого не возникает и спекулятивного пространства эксплуатации чужой свободы. Поэтому структура потребления заинтересована в девальвации моральных ценностей: «модерн». Будущего нет для тех, кто утрачивает свое отношение к вечности, относительность своего бытия. А вечность есть полнота бытия. Понятие бытие не односложно и представляет собой субстанциональное, не меняющееся бытия и временное с переменной содержания идеи вечности. Собственно ничего нового, модель вполне доступна. Просто о ней подзабыли с модернизацией сознания общества. И сейчас используют Гегелевскую формулировку, ведущую прямой дорогой в небытие. Нельзя сказать что вечность не имеет своего бытия (хотя гносеологически было сделано все для того чтобы так и думали), а бытие времени подтверждается эмпирически. Пока время не пришло к вечности, его бытие недостаточно и существует в развитии. Когда придет, полнота бытия сможет рожать из себя сущности других миров. Но открывает эти двери аксиологическое поле, не мира, а абсолюта. Ценности мира ничтожны, а ценности мотивированного пространства абсолюта - вечны. «Бремя мое - благо». Обремененность самосознанием бытия, обремененность мотивацией жизни есть благо! Поэтому идея времени есть настоящее, а идея вечности - будущее. А дилемма для каждого решается с концом времени, или же концом истории. Для кого как?
А вообще речь идет об инерции мира и функционале возрождения идеи бытия и если понятие вечности относится к бытию, то понятие бесконечности ко времени. Есть над сознательные структуры использования родового предназначения бытия и сознательная обремененность мотивацией жизни исполняющая свое предназначение вечности. Так вот, структура использования кричит о свободе, но порабощает сознание в силки порока, а обремененность вечностью дает полноту освобождения жизни (содержание). Стремление к центру есть условие раскрытия для себя истоков пространства бытия, а центробежное течение, увы, угасание силы вечности во времени. Время не рождает из себя вечных ценностей, и весь пафос его величия остается в деструктивности и истории. А деструктивности психологи посвящают целые тома: «почему человеку понятие война ближе чем мир?». Это общий обзор проявления сенсуалистического гносеологизма в разных сферах организации самосознания жизни. Когда «Я - есть мир», и какой я решу, что он должен быть, таким он и будет. Но существует и иное сознание организации: «я в мире», исключающее одно полярность понимания геополитики. В геополитике это прекрасно обнажается. Но эта тенденция противопоставляется органичности бытия и мотивации жизни. И заканчивается геополитический контекст всемирным потопом, когда море поглощает сушу. И этот смысл вкладывается именно в глобализацию мира. Это мотивированное противостояние, опирающиеся на различные платформы аксиологии понимания блага. Их нельзя примирить, их противоречие более глубокое, нежели политическое или народное. Можно лишь обличить патологию одной и здравие другой. Я скоро рожу из себя полную картину своего видения, и надеюсь, она Вам будет доступна.
Что касается идеи стабильности бытия (Космоса)
Это момент перехода онтологии бытия в аксиологию мотивационного поля организации идеи бытия. Они различаются как керигма – кричащая о себе и своем присутствии действительность, и структура - априорная категория возможности, обеспечивающая качество стабилизации данной способности быть. И здесь вступает в силу цензура научности, как «синодальный» орган, оценивающий высказывания в гносеологии знания. Он требует каких-то доказательств обеспечения этого перехода в оценке достоверности знания. Но мы понимаем, что научная платформа прагматической оценки бытия имеет свой придел предметного изучения и загнано в формообразующее значение явления в пространственно-временном континууме. Наука просто не желает мирится с присутствием онтологии предшествующей явлению и ведет себя как плохой школяр, отбрасывая в сторону те предметы онтологии мира, которые не нравятся, - не вмещаются прокрустово ложе парадигмы знания. И мы сталкиваемся с крайним нежеланием невозможности признавать онтологическую актуальность метафизики жизни. Так, вот, что же получается, если кто-то слеп, надо выбрать глаза и другим участникам обсуждения, чтобы они были в таком же положении и не привносили в общую договоренность лишних трудностей несогласованности? Метафизика жизни имеет свой контекст посвящения самосознания жизни и не обязана никому и ничего доказывать на чужбине гносеологической научной нивы. Она онтологически ориентирована на перспективу бытия, достигая цели вхождения сознания в мистерии бытия и не нуждается в одобрении какой либо науки. Наука и метафизика стартуют с разных аксиологических платформ ценности и разворачиваются в разных пространствах организации бытия: признавая влияние субъекта в опыте и исключая его содержательное присутствие. Чтобы это не выглядело как соглядатайство (невмешательство и извлечение пользы) нужно понимать, что субъективно все в нашем мире. И только человек рассматривает субъективность как объект знания, а не объект опыта. Любой опыт происходит в субъективной реальности и не может осуществляться вне ее. А субъективное пространство связано с определением отношений его относительности бытия. И тогда мы получаем либо бинарную логику мира, либо триединую логику абсолюта. Опыт осуществляется в различных пространствах организации бытия, и потому не сводим к одинаковым результатам. Поиск кирпичиков Вселенной тоже относится к субъекту концентрации качества структуры в мире явления. Любое явление, это прежде всего структура емкости бытия и она субъективна, потому что дифференциально выделяется из пространства возможности, претендуя на свой пространственно-временной континуум бытия. Любая частная форма организации способности быть (бытия) дифференциально отчуждена из мира возможности в непосредственном качестве присутствия и представляет собой степень проникновения в мотивационное поле жизненной перспективы. Обретает ценностно-целевую зависимость от содержания собственной идеи бытия. Это идея раскола Царства Божия (падший ангел) и возвращение сущего в Дом вечности. Жизнь при этом более общее понятие (монада с целевой и ценностной платформой содержания онтологии мира) нежели бытие и объединяет бытие частного (по форме) и бытие целого (по содержанию). Мотивация перспективы есть условие стабилизирующего значения времени. Пока время течет, оно находится в аксиологии контекста вечности. Если остановится, мир утонет как дырявое корыто, уйдет в небытие ничто. Ничто - тоже абсолют, но аксиологически альтернативный идее полноты - Богу. Если в Царствии Божием воссядет сатана, то величие абсолюта функции действия будет разорено в бесконечности. Бог есть символ восстановления целостности Царства Божия и подтверждения своей абсолютности в отношении полноты бытия и в мире и в вечности, а сатана - уничтожение понятия бытия и в мире и в вечности и девальвация абсолюта Бога, как организующего начала пространства бытия. Категорический разрыв с узами его относительности отношений. Если онтология примиряет эти два мотивационных начала в мире, то аксиология разводит эти абсолюты по разные стороны силовой вертикали организации пространства бытия. Как в небе нет двух солнц, так в организации пространства бытия не может быть двух богов. Вечность функциональной полноты и ничто исключения бытия не совпадают на платформе аксиологии ценности в отношении содержания идеи бытия. Что конечно крайне не нравится тем, кто рассматривают онтологию без ценностной и целевой доктрин, предшествующих идеи онтологии бытия и выступающих по отношению к ней доминантами. Релятивизм возможен только в контексте переменной времени. В отношении к вечности он представляет собой уже не освобождение, а абсолютную зависимость. Но мы в этот мир заброшены, и хотим того или нет, должны это признать как неотъемлемую данность необходимости организации идеи бытия. Проблемное поле заключается в том, что, если мы отказываемся от аксиологии бытия и сводим субъект к объекту присутствия, мы лишаем себя перспективы развития будущего содержания вечности. Бессодержательное оформление теряет актуальность представительства жизни. Весь библейский контекст ориентирован на аксиологию содержания бытия. И в этом смысле религия не может не участвовать в дискурсе построения картины мира. Она, полноправная заявительница своей претензии на вечность.
Отношение относительности бытия это отношение субъекта, в частности человека и абсолюта. Почему субъекта? Будучи альтернативной формой организации бытия в отношении к вечности и существуя в пространстве отчуждения и времени инерционной рефлексии содержания идеи бытия (структуры качества: камень, животное, человек) обременена именно субъективная реальность. Ни пространство, ни время, а субъект, третье действующее лицо между двух вечностей. И вот, взаимозависимость Бог - субъект представляет собой монаду отношений относительности бытия - источника, функции и зеркала ее отражения. Именно так субъективная реальность входит в мотивационное пространство вечности, на каждом качественном уровне ее рефлексивной организации структуры. И вот, камни уже вопиют, а в восточной традиции имеют душу от природы. А если мотивированное пространство вечности входит в субъект организующего начала идеи бытия. Иисус говорит: «не свою волю (от человеков), а Волю Отца Моего». Здесь раскрывается момент восхождения к идее вечности, ибо мотивация мира есть угасающая природа падения функции, сворачивающая пространство бытия. Не давая сворачивать пространство содержания бытия, функция абсолюта своим усилием содержит время и во времени содержит идею мира. Функционал Бога это то, что сгорает во времени в ничто. Мы лишь арендуем эту идею вечности в субъективной реальности бытия. Пока мы отдыхаем и размышляем о человеческом счастье, Бог трудится, сохраняя стабильное состояние нашего Космоса. В католицизме есть аллегория: Бог держит мир на расстоянии вытянутого каната. Весь позитив, который есть в нашем мире угасания, содержания глубины жизни поддерживается функцией вечности. Мы лишь должны открыть душу, чтобы принять это мотивационное пространство. Именно аксиология ценности содержания вечности во времени содержит онтологию бытия в стабилизирующем значении быть, а не наоборот. Аксиология ценности вечного основания бытия предшествует онтологии мира. Недаром в восточной ментальности керигму кричащей о себе действительности называют майя. Она не самостоятельна, не имеет в себе вечного основания пребывания и потому ищет в развитии абсолюта (фундамент своего назначения). Именно поэтому она существует во времени, временна, ветхая днями - приходящая и уходящая действительность. Смысл ее движение в миграции качества жизни, разворачивании идеи бытия в полноту вечности. Без этой вечной платформы относительности отношений вся временная реальность - ничтожна! И когда мы лишаем свою программную установку отношения к миру аксиологии мотива жизни в перспективе движения природного начала, мы лишаем мир фундамента стабильности, обрушивая его порядок структуры в хаос. Это понимал даже Кант, который, по сути, оскопил метафизику до приделов чистого разума. И поэтому он оставил в мире гносеологического порядка подчиненного разуму «моральный закон» - представительство иррационального поведения возможности. Тем более, что понятие субъекта объяло собой и ту и другую действительность, как необходимость и совпала с человеческой волей управления идеей бытия субстанционального наместничества «человека разумного».
Альтернатива тому, о чем я Вам написал - вечная и бессмысленная война противоположных начал на взаимоуничтожение, полная страданий с обеих сторон вместо неуклонного движения к мере, гармонии, и взаимовыгодным взаимным компромиссам.
Потом упоминание вечности всегда удивляет - что это такое? Это когда будущего нет? Время исчезло. Нет никаких изменений. То есть вообще ничего нет. Паралич неведомо чего. Здесь надо решить дилемму - или идет время, всё существует и нет никакой вечности, а есть определенный целенаправленный процесс по достижению некого конечного результата, или есть вечность, ничего нет и всё происходящее только какой-то сон неведомого разума.