В СССР с пониманием относились к тому, что вожди носили вместо фамилий партийные псевдонимы. Революция - дело конспиративное. Но официальная биография Юрия Владимировича Андропова - это настоящая легенда профессионального разведчика.
Обозревателю "Итогов" Денису Бабиченко вторым после Михаила Горбачева (есть запись, что личное дело Андропова выдавалось автору перестройки в конце 1980-х) удалось ознакомиться с недавно рассекреченными документами кремлевского архива.
Андропова, как и его коллег по партаппарату, можно понять: в те времена "неправильное" социальное происхождение гарантировало ярлык "осколка эксплуатирующих классов" со всеми вытекающими последствиями. В итоге благополучный выходец из московской буржуазной семьи превратился в потомственного пролетария из Осетии.
Новая биография будущего генсека писалась непросто. Согласно заявлению 18-летнего помощника киномеханика из Моздока Юрия Андропова с просьбой принять его в Рыбинский речной техникум от 22 марта 1932 года, отца он лишился в двухлетнем возрасте, то есть в 1916 году. В автобиографии, написанной в августе 1937 года, 23-летний Андропов уже сообщает, что его папа умер в 1919 году. Разночтения есть и при сравнении анкетных данных матери. В 1939 году Андропов указывает: "Мать умерла в 1931 году". А за пару лет до этого фигурирует дата "1930 год". Еще в одном документе Юрий Владимирович фиксирует: "Мать умерла в 1929 году". В автобиографии 1937 года появляется информация о ее социальных корнях: "Мать происходит из Москвы (семья ремесленника)". Менее чем через два года в очередной автобиографии читаем: "Мать родилась в семье прачки (или горничной)... Она была взята на воспитание в семью Флекенштейн. Сам Флекенштейн был часовых дел мастер. По документам числится как купец. Умер он в 1915 году. Жена его сейчас живет в Москве. Пенсионерка".
Бдительные партийцы информацией о "купце" живо заинтересовались в суровом 1937 году, когда вопрос о происхождении Андропова был поднят при вступлении секретаря Ярославского обкома ВЛКСМ в партию. Причем в том же году в местной партячейке прошел слух, что и отец Юры - классовый враг: офицер царской армии. Но Андропов продемонстрировал железную выдержку и представил коллегам документы, опровергающие компромат. Затем последовала его личная встреча с инструктором ЦК ВЛКСМ Капустиной, выполнявшей роль партийного следователя. Во время беседы Андропов рассказал о себе: "Отец - железнодорожный служащий. Мать (ни в одной автобиографии и анкете он ни разу не назвал ее имя, отчество и фамилию. – Прим. авт.) происходит из семьи мещан Рязанской губернии. Была подкинута маленьким ребенком в семью часовых дел мастера финляндского гражданина Флекенштейна, проживавшего в Москве, где и воспитывалась. С 17-летнего возраста работала в качестве учительницы". Он также сообщил, что "в данное время на иждивении его живет тетка, сестра родной бабки (по матери)". Свидетель в лице тетки в данном случае просто необходим: она - крестьянка из Рязанской губернии, а значит, мать Андропова правильной "социальной ориентации".
Но товарищ Капустина насторожилась и решила в третий раз перепроверить кандидата. С этой целью инструктор ЦК направляет ответработника Ярославского обкома ВЛКСМ Пуляева в Москву. Тот решил опросить жену купца Флекенштейна - Евдокию Михайловну Флекенштейн, лицо, прямо заинтересованное в сокрытии истины. Она подтвердила, что мать комсомольского вожака была подкинута грудным ребенком к временному купцу 2-й гильдии. Сама она после смерти торговца живет своим трудом. И вдруг дальше: "По словам приемной бабки Андропова Флекенштейн, у Андропова живет не его тетка, а его няня (Анастасия Журжалина. - Прим. авт.)". Вывод Капустиной: "Тов. Андропов дал неправильные сведения о социальном происхождении своей матери". И от Юрия Владимировича потребовали в четвертый раз объясниться.
10 января 1939 года он повторил выученную назубок легенду: "Мать моя младенцем была взята в семью Флекенштейн. Сам Флекенштейн был часовой мастер. Имел часовую мастерскую. В 1915 году во время еврейского погрома мастерская его была разгромлена, а сам он умер в 1915 году. Жена Флекенштейна жила и работала в Москве. Прав избирательных не лишалась. Родная мать моей матери была горничной в Москве. Происходила из Рязани". Как объясняется недоразумение с теткой-няней? Очень просто: "В анкете Журжалина указана мной как тетка, потому что я просто затрудняюсь определить степень родства (как и она сама)".
До Журжалиной (умерла в 1979 году) контролеры не добрались. Как быть с социальным положением приемного деда? Ответ: "Я и сейчас об этом не знаю, а попытки, чтобы узнать, делал. Дед мой торговал, но что был купцом, да еще 1-й или 2-й гильдии, не говорили". Напоследок Юрий Владимирович просит "как можно скорее решать обо мне вопрос - эта проклятая биография прямо мешает мне работать". После этого от Андропова навсегда отстали. Почему?
Возможно, роль в удачном исходе дела сыграли сразу несколько обстоятельств. Во-первых, твердая позиция самого Андропова и неспособность партследователей довести до конца кадровое дело. Во-вторых, в конце 30-х, когда классовая борьба обострилась настолько, что номенклатурные вакансии попросту некем было заполнять, в ВКП(б) стали брать и людей с непростой биографией. Кроме того, анкета Андропова, написанная 10 февраля 1939 года, была безупречна: ни в чем не участвовал, не состоял, ни к чему не привлекался.
Ну а что же было на самом деле? Мать Андропова звали Евгенией Карловной Флекенштейн. В Карельском партийном архиве сохранилась ее фотография с указанием имени и отчества. Проживала она в Москве. Обращаемся к ежегоднику "Общий алфавит жителей гор. Москвы". Из него узнаем: в Первопрестольной по адресу Большая Лубянка, дом 26 (домашний телефон 215-30), с конца XIX века проживал ее отец Флекенштейн Карл Францевич, финляндский уроженец, торговец часами и ювелирными изделиями. Эти трафаретные сведения кочевали из ежегодника в ежегодник до 1915 года включительно, пока дед Андропова не скончался, не пережив "патриотического" погрома. Любопытная деталь: согласно одному чекистскому преданию, на Лубянке у шефа всесильного ведомства среди части коллег было прозвище Ювелир. Правда, сослуживцы были уверены, что лавку держал отец Андропова.
Сведения о деде также содержатся в ежегодно выпускавшейся "Справочной книге о лицах, получивших купеческие и промысловые свидетельства по гор. Москве". Из нее становится ясно, что никаким купцом ни 1-й, ни 2-й гильдии он не был. Карл Францевич лишь имел лицензию на торговлю "ювелиркой" и часами.
Андропову в конце концов удалось доказать контролерам, что бабушка Евдокия Михайловна не имела никакого отношения к торговле драгоценностями при царском режиме. Для убедительности она даже заручилась справкой из Моссовета. Из нее следовало, что жена Флекенштейна избирательных прав не лишалась. Позднее этим документом пользовался и ее внук в ходе партийных дознаний. Хотя в справочниках о лицах, получивших купеческие и промысловые свидетельства по городу Москве после 1915 года, числится именно она, Евдокия Михайловна. Уроженка Финляндии, живущая на Большой Лубянке, в доме 26, который ей же и принадлежал. Судя по всему, после очередного (1917 года) погрома с бизнесом решено было навсегда покончить и начать строить "пролетарскую биографию".
В Конституции РСФСР 1918 года четко определялись категории граждан, имеющие избирательные права и лишенные таковых. Используя наемный труд с целью извлечения прибыли, живя с доходов от предприятия и поступлений с недвижимого имущества, бабушка Андропова должна была стать классической лишенкой с соответствующим волчьим билетом (аналогичная судьба грозила дочери и внуку). Видимо, поэтому было принято решение съехать из многоэтажного дома на Большой Лубянке на Александровскую площадь (ныне - площадь Борьбы, недалеко от Марьиной Рощи), дом 9/1. При этом бабушка смогла перевести в новую квартиру прежний номер домашнего телефона. Далее следовало что-то делать с документами. Затем - создать легенду о маме-подкидыше и ее жизни в Осетии. Игра стоила свеч: все эти хлопоты обеспечили Юрию Андропову головокружительный взлет по карьерной лестнице в будущем.
Информация о матери Андропова впервые появляется в ежегодном московском "Алфавитном указателе адресов жителей гор. Москвы" в 1913 году, когда Евгения Карловна стала преподавать в московской женской гимназии Минсбаха. Аналогичные записи в ежегоднике есть за 1914 и за 1915 годы. Так каким же образом Юрий Андропов в то время, когда его мать преподает московским гимназисткам, появляется на свет на глухой окраине империи в 1914 году? Понятно, что никаким. Кстати, по странному стечению обстоятельств в архивах не сохранилось учетных записей за 1914 год о младенцах, появившихся на свет в Москве в районе Большой Лубянки.
За год до начала Первой мировой войны мать будущего генсека просто не могла оказаться в Осетии и выйти там замуж за железнодорожника Владимира Андропова, который, по воспоминаниям Юрия Владимировича, безбожно пил. Так можно говорить лишь о горячо нелюбимом усопшем отчиме, а не о родном отце.
Напомним, в заявлении от 1932 года будущий генсек напишет, что отец его умер, когда ему исполнилось два года. То есть в 1916 году, и тогда все сходится. Предположительно, родной отец Андропова либо оставил семью, либо просто умер в Первопрестольной. А может быть, даже на фронте, если слух о том, что он служил в царской армии, соответствует истине. Будущий же генсек вместе с мамой все это время жил в Москве, скорее всего вплоть до февраля 1917 года. Затем мать, очевидно, благодаря богатому приданому смогла повторно выйти замуж, уехав на окраину империи, что дало впоследствии возможность исправить свою биографию, а заодно место рождения и фамилию сына.
После смерти Владимира Андропова в 1919 году от сыпного тифа Евгения Карловна в третий раз вышла замуж за помощника паровозного машиниста Федорова. Когда Андропов в 1931 году окончил семилетку, его официально звали Григорий Владимирович Андропов-Федоров. На каком этапе Григорий превратился в Юрия и когда отпала приставка Федоров, точно неизвестно. Однако, если судить по рассекреченным архивным документам, и Владимирович, и Андропов, и Федоров, и даже Юрий - это все, если хотите, оперативные псевдонимы.
Почему мать с малолетним ребенком на руках решила после Февральской революции покинуть Первопрестольную? Ответ на этот вопрос частично дал сам Андропов, рассказав в 1939 году в объяснительной о погроме 1915 года, который не пережил его якобы приемный дед. Разгул военного "патриотизма", как теперь выясняется, пережили и сам Юрий Владимирович, и вся его семья. Больше того, будущий генсек и его семья, похоже, пережили погромный период и во время Февральской революции. Так что у семьи Андропова была масса веских причин сменить прописку и изменить историю происхождения Юрия Владимировича, которому еще жить и жить при новом режиме, с легкостью ломавшем судьбы миллионов людей. Сколько еще таких вот "двойных" биографий таят кремлевские архивы?..
Продолжение следует…
Денис Бабиченко,
"Итоги"
Андропова, как и его коллег по партаппарату, можно понять: в те времена "неправильное" социальное происхождение гарантировало ярлык "осколка эксплуатирующих классов" со всеми вытекающими последствиями. В итоге благополучный выходец из московской буржуазной семьи превратился в потомственного пролетария из Осетии.
Новая биография будущего генсека писалась непросто. Согласно заявлению 18-летнего помощника киномеханика из Моздока Юрия Андропова с просьбой принять его в Рыбинский речной техникум от 22 марта 1932 года, отца он лишился в двухлетнем возрасте, то есть в 1916 году. В автобиографии, написанной в августе 1937 года, 23-летний Андропов уже сообщает, что его папа умер в 1919 году. Разночтения есть и при сравнении анкетных данных матери. В 1939 году Андропов указывает: "Мать умерла в 1931 году". А за пару лет до этого фигурирует дата "1930 год". Еще в одном документе Юрий Владимирович фиксирует: "Мать умерла в 1929 году". В автобиографии 1937 года появляется информация о ее социальных корнях: "Мать происходит из Москвы (семья ремесленника)". Менее чем через два года в очередной автобиографии читаем: "Мать родилась в семье прачки (или горничной)... Она была взята на воспитание в семью Флекенштейн. Сам Флекенштейн был часовых дел мастер. По документам числится как купец. Умер он в 1915 году. Жена его сейчас живет в Москве. Пенсионерка".
Бдительные партийцы информацией о "купце" живо заинтересовались в суровом 1937 году, когда вопрос о происхождении Андропова был поднят при вступлении секретаря Ярославского обкома ВЛКСМ в партию. Причем в том же году в местной партячейке прошел слух, что и отец Юры - классовый враг: офицер царской армии. Но Андропов продемонстрировал железную выдержку и представил коллегам документы, опровергающие компромат. Затем последовала его личная встреча с инструктором ЦК ВЛКСМ Капустиной, выполнявшей роль партийного следователя. Во время беседы Андропов рассказал о себе: "Отец - железнодорожный служащий. Мать (ни в одной автобиографии и анкете он ни разу не назвал ее имя, отчество и фамилию. – Прим. авт.) происходит из семьи мещан Рязанской губернии. Была подкинута маленьким ребенком в семью часовых дел мастера финляндского гражданина Флекенштейна, проживавшего в Москве, где и воспитывалась. С 17-летнего возраста работала в качестве учительницы". Он также сообщил, что "в данное время на иждивении его живет тетка, сестра родной бабки (по матери)". Свидетель в лице тетки в данном случае просто необходим: она - крестьянка из Рязанской губернии, а значит, мать Андропова правильной "социальной ориентации".
Но товарищ Капустина насторожилась и решила в третий раз перепроверить кандидата. С этой целью инструктор ЦК направляет ответработника Ярославского обкома ВЛКСМ Пуляева в Москву. Тот решил опросить жену купца Флекенштейна - Евдокию Михайловну Флекенштейн, лицо, прямо заинтересованное в сокрытии истины. Она подтвердила, что мать комсомольского вожака была подкинута грудным ребенком к временному купцу 2-й гильдии. Сама она после смерти торговца живет своим трудом. И вдруг дальше: "По словам приемной бабки Андропова Флекенштейн, у Андропова живет не его тетка, а его няня (Анастасия Журжалина. - Прим. авт.)". Вывод Капустиной: "Тов. Андропов дал неправильные сведения о социальном происхождении своей матери". И от Юрия Владимировича потребовали в четвертый раз объясниться.
10 января 1939 года он повторил выученную назубок легенду: "Мать моя младенцем была взята в семью Флекенштейн. Сам Флекенштейн был часовой мастер. Имел часовую мастерскую. В 1915 году во время еврейского погрома мастерская его была разгромлена, а сам он умер в 1915 году. Жена Флекенштейна жила и работала в Москве. Прав избирательных не лишалась. Родная мать моей матери была горничной в Москве. Происходила из Рязани". Как объясняется недоразумение с теткой-няней? Очень просто: "В анкете Журжалина указана мной как тетка, потому что я просто затрудняюсь определить степень родства (как и она сама)".
До Журжалиной (умерла в 1979 году) контролеры не добрались. Как быть с социальным положением приемного деда? Ответ: "Я и сейчас об этом не знаю, а попытки, чтобы узнать, делал. Дед мой торговал, но что был купцом, да еще 1-й или 2-й гильдии, не говорили". Напоследок Юрий Владимирович просит "как можно скорее решать обо мне вопрос - эта проклятая биография прямо мешает мне работать". После этого от Андропова навсегда отстали. Почему?
Возможно, роль в удачном исходе дела сыграли сразу несколько обстоятельств. Во-первых, твердая позиция самого Андропова и неспособность партследователей довести до конца кадровое дело. Во-вторых, в конце 30-х, когда классовая борьба обострилась настолько, что номенклатурные вакансии попросту некем было заполнять, в ВКП(б) стали брать и людей с непростой биографией. Кроме того, анкета Андропова, написанная 10 февраля 1939 года, была безупречна: ни в чем не участвовал, не состоял, ни к чему не привлекался.
Ну а что же было на самом деле? Мать Андропова звали Евгенией Карловной Флекенштейн. В Карельском партийном архиве сохранилась ее фотография с указанием имени и отчества. Проживала она в Москве. Обращаемся к ежегоднику "Общий алфавит жителей гор. Москвы". Из него узнаем: в Первопрестольной по адресу Большая Лубянка, дом 26 (домашний телефон 215-30), с конца XIX века проживал ее отец Флекенштейн Карл Францевич, финляндский уроженец, торговец часами и ювелирными изделиями. Эти трафаретные сведения кочевали из ежегодника в ежегодник до 1915 года включительно, пока дед Андропова не скончался, не пережив "патриотического" погрома. Любопытная деталь: согласно одному чекистскому преданию, на Лубянке у шефа всесильного ведомства среди части коллег было прозвище Ювелир. Правда, сослуживцы были уверены, что лавку держал отец Андропова.
Сведения о деде также содержатся в ежегодно выпускавшейся "Справочной книге о лицах, получивших купеческие и промысловые свидетельства по гор. Москве". Из нее становится ясно, что никаким купцом ни 1-й, ни 2-й гильдии он не был. Карл Францевич лишь имел лицензию на торговлю "ювелиркой" и часами.
Андропову в конце концов удалось доказать контролерам, что бабушка Евдокия Михайловна не имела никакого отношения к торговле драгоценностями при царском режиме. Для убедительности она даже заручилась справкой из Моссовета. Из нее следовало, что жена Флекенштейна избирательных прав не лишалась. Позднее этим документом пользовался и ее внук в ходе партийных дознаний. Хотя в справочниках о лицах, получивших купеческие и промысловые свидетельства по городу Москве после 1915 года, числится именно она, Евдокия Михайловна. Уроженка Финляндии, живущая на Большой Лубянке, в доме 26, который ей же и принадлежал. Судя по всему, после очередного (1917 года) погрома с бизнесом решено было навсегда покончить и начать строить "пролетарскую биографию".
В Конституции РСФСР 1918 года четко определялись категории граждан, имеющие избирательные права и лишенные таковых. Используя наемный труд с целью извлечения прибыли, живя с доходов от предприятия и поступлений с недвижимого имущества, бабушка Андропова должна была стать классической лишенкой с соответствующим волчьим билетом (аналогичная судьба грозила дочери и внуку). Видимо, поэтому было принято решение съехать из многоэтажного дома на Большой Лубянке на Александровскую площадь (ныне - площадь Борьбы, недалеко от Марьиной Рощи), дом 9/1. При этом бабушка смогла перевести в новую квартиру прежний номер домашнего телефона. Далее следовало что-то делать с документами. Затем - создать легенду о маме-подкидыше и ее жизни в Осетии. Игра стоила свеч: все эти хлопоты обеспечили Юрию Андропову головокружительный взлет по карьерной лестнице в будущем.
Информация о матери Андропова впервые появляется в ежегодном московском "Алфавитном указателе адресов жителей гор. Москвы" в 1913 году, когда Евгения Карловна стала преподавать в московской женской гимназии Минсбаха. Аналогичные записи в ежегоднике есть за 1914 и за 1915 годы. Так каким же образом Юрий Андропов в то время, когда его мать преподает московским гимназисткам, появляется на свет на глухой окраине империи в 1914 году? Понятно, что никаким. Кстати, по странному стечению обстоятельств в архивах не сохранилось учетных записей за 1914 год о младенцах, появившихся на свет в Москве в районе Большой Лубянки.
За год до начала Первой мировой войны мать будущего генсека просто не могла оказаться в Осетии и выйти там замуж за железнодорожника Владимира Андропова, который, по воспоминаниям Юрия Владимировича, безбожно пил. Так можно говорить лишь о горячо нелюбимом усопшем отчиме, а не о родном отце.
Напомним, в заявлении от 1932 года будущий генсек напишет, что отец его умер, когда ему исполнилось два года. То есть в 1916 году, и тогда все сходится. Предположительно, родной отец Андропова либо оставил семью, либо просто умер в Первопрестольной. А может быть, даже на фронте, если слух о том, что он служил в царской армии, соответствует истине. Будущий же генсек вместе с мамой все это время жил в Москве, скорее всего вплоть до февраля 1917 года. Затем мать, очевидно, благодаря богатому приданому смогла повторно выйти замуж, уехав на окраину империи, что дало впоследствии возможность исправить свою биографию, а заодно место рождения и фамилию сына.
После смерти Владимира Андропова в 1919 году от сыпного тифа Евгения Карловна в третий раз вышла замуж за помощника паровозного машиниста Федорова. Когда Андропов в 1931 году окончил семилетку, его официально звали Григорий Владимирович Андропов-Федоров. На каком этапе Григорий превратился в Юрия и когда отпала приставка Федоров, точно неизвестно. Однако, если судить по рассекреченным архивным документам, и Владимирович, и Андропов, и Федоров, и даже Юрий - это все, если хотите, оперативные псевдонимы.
Почему мать с малолетним ребенком на руках решила после Февральской революции покинуть Первопрестольную? Ответ на этот вопрос частично дал сам Андропов, рассказав в 1939 году в объяснительной о погроме 1915 года, который не пережил его якобы приемный дед. Разгул военного "патриотизма", как теперь выясняется, пережили и сам Юрий Владимирович, и вся его семья. Больше того, будущий генсек и его семья, похоже, пережили погромный период и во время Февральской революции. Так что у семьи Андропова была масса веских причин сменить прописку и изменить историю происхождения Юрия Владимировича, которому еще жить и жить при новом режиме, с легкостью ломавшем судьбы миллионов людей. Сколько еще таких вот "двойных" биографий таят кремлевские архивы?..
Продолжение следует…
Денис Бабиченко,
"Итоги"
Обсуждения Последние тайны Андропова (Часть 2: Тайная биография)