Среди гуманитариев распространяются слухи о кризисе науки. Её вновь и вновь обвиняют в создании оружия массового уничтожения, в экологическом кризисе. Модная философия постмодернизма утверждает, что научное знание сродни мистическому «знанию», что всё сгодится (everything goes), что результаты науки и фантазии паранауки равноправны, как, впрочем, и любые «тексты».
Ведутся разговоры о появлении «новой научной парадигмы», и под шумок расцветают «гипотезы», демонстрирующие лишь невежество их авторов, — но некоторым из них удаётся превратиться в «системные» лжеучения, вроде фоменковщины или торсионщины. Они выкачивают у государства и легковерных читателей большие деньги и подрывают доверие к истинной науке, а их последователи образуют невменяемые секты, наподобие группы граждан США, уверенных, что полёты человека на Луну — лишь инсценировки NASA.
Люди, далёкие от науки, легко забывают о том, что вся современная цивилизация существует благодаря научным достижениям, порой насчитывающим десятилетия и века. Разгул иррационализма может отбросить человечество на полтысячелетия назад и поставить под вопрос само его дальнейшее существование. Кто знает — может быть, именно такой ход событий в других мирах и есть причина «молчания Вселенной», отсутствия признаков существования «братьев по разуму»!
Некоторые отечественные философы превратились не только в злобных, но и в общественно опасных врагов науки. Известно, что на Западе (а равно на Востоке и Юге), несмотря на все разговоры о «конце науки», в неё по-прежнему вкладываются большие деньги, там строятся сверхгигантские телескопы и ускорители. В самое последнее время интерес к науке, кажется, возрос и у нашей читающей публики, судя по появлению или возобновлению издания нескольких научно-популярных журналов, хотя в некоторых из них правда перемешана с вымыслом. Впрочем, вопрос о паранауке — отдельная больная тема.
Критика науки развивается по трём главным направлениям: утверждается, что научное знание ограниченно и субъективно; что наука исчерпала свои возможности и близок её конец; что она не решает наиболее волнующих человека проблем. (Заметим, что клерикалы, узурпировавшие понятие «духовность», особенно настаивают на ущербности науки, якобы не открывающей человеку смысл его существования. Не забудем, однако, что именно они предали анафеме человека высочайшей духовности, величайшего русского гуманиста Льва Толстого.)
Рассмотрим сначала первое направление атаки на науку.
О том, что наше знание предопределено и ограничено специфически человеческим перцептивным и понятийным аппаратом, писали в том или ином контексте И. Кант, А. Эддингтон и многие другие. По образным словам Эддингтона, мы закидываем сеть в океан мироздания, но можем уловить только то, что по размерам больше ячеек сети, и в конечном счете, найдя загадочные следы на берегу океана, обнаруживаем, что они — наши собственные. Нечто подобное подразумевает и «копенгагенская» интерпретация квантовой механики, основанная Н. Бором. Электрон в разных опытах ведет себя то как волна, то как частица; отсюда делается вывод, что реальность определяется способом наблюдения. Крайние адепты таких взглядов (среди которых есть и настоящие учёные) полагают даже, что без наблюдателя и самой реальности как бы не существует. Они, впрочем, дают весьма невразумительные ответы на старый вопрос: существовала ли Вселенная до появления наблюдателя-человека? Необходимо сказать, что это действительно глубокая проблема, до решения которой ещё дaлеко.
Однако почему электрон должен быть именно частицей или волной? Элементарная частица — всё ещё новая для нас сущность, новый объективно существующий объект природы с новыми свойствами, для описания которых у нас не было и нет (пока?) соответствующих понятий. Координаты и импульс электрона — отнюдь не то, что означают эти слова в классической механике. Сколь странными ни кажутся свойства элементарных частиц, мы оказались способны описать их уравнениями, работоспособность которых проверена на практике — в ядерных реакторах, в бомбах, в звёздах. Представляется, что проблема является в основном психологической. Мы давно привыкли, что антиподы, люди под нами, ходят вверх ногами, не так давно — к тому, что электромагнитное поле имеет немеханическую природу (впрочем, академик А. А. Михайлов, директор Пулковской обсерватории, ещё в 1948 г. говорил, что в электричестве чёрт сидит) и всё ещё не привыкли к странностям квантовой механики. Но и она описывает объективные, не зависящие от наблюдателя закономерности микромира; её создание означало очередную победу научного метода, очередное приближение ко всё более полному теоретическому описанию природы.
Адекватность научных понятий нашему миру является, очевидно, следствием того, что мы — его дети. Это означает, что логика нашей математики и уравнений теоретической физики предопределена логикой и физическими законами создавшей нас Вселенной — в противном случае нас и не было бы. Эволюционная теория познания утверждает, что «субъективные познавательные структуры соответствуют миру, так как они сформировались в ходе эволюции путём приспособления к этому реальному миру. Они согласуются (частично) с реальными структурами, потому что такое согласование делает возможным выживание» [1, с. 131].
Критикам науки, пытающимся свергнуть её с того действительно особого места, которое она занимает в человеческой культуре, можно напомнить слова Станислава Лема о том, что наука — это передний край соприкосновения человека с миром. Эту позицию она занимает потому, что обладает уникальным методом, систематическим подходом, включающим строгие требования к способам получения, проверки и организации знания, которые неизбежно приводят к преемственности между старыми и новыми теориями и всё более полному и точному пониманию мироздания. Процесс научного исследования развивается в соответствии с принципом соответствия Нильса Бора: теории, справедливость которых доказана для той или иной области физических явлений, с появлением новых, более общих теорий сохраняют своё значение как предельная форма или как их частный случай. Принцип соответствия можно рассматривать как критерий научности любой теории. Так, ньютоновская механика остается работоспособным пределом эйнштейновской при скоростях, далёких от скорости света (чего не понимает Т. Кун, как это уже давно отметил В. Л. Гинзбург). Истина, как утверждал ещё Гегель, есть процесс! Смена научных теорий как раз и означает, что мы находимся в процессе всё более полного приближения к объективной истине. В зрелой науке соблюдение принципа соответствия обязательно. Как говорил Эйнштейн, «лучший удел физической теории состоит в том, чтобы указывать путь создания новой, более общей теории, в рамках которой она сама остаётся предельным случаем» [2, с. 568].
Возможно, мы строим бесконечную мозаичную картину знания, но новый фрагмент мозаики должен обязательно состыковываться с одним из старых — только в этом случае можно говорить о правильности новой теории. Трёхвековой опыт науки и практики подтверждает этот принцип, нарушение которого сразу же подсказывает, что мы имеем дело с псевдонаукой. Водородная бомба взрывается в согласии с основанной на квантовой механике теорией термоядерных реакций, развитой первоначально для объяснения источников энергии звёзд. Траектории межпланетных аппаратов и элементарных частиц в ускорителях планируются с учётом эффектов теории относительности — иначе не сработает! Эйнштейн говорил, что «истина — это то, что выдерживает проверку опытом» [3, с. 323]. И далее: «Физика есть стремление осознать сущее как нечто такое, что мыслится независимым от восприятия» [3, с. 289]. Именно это утверждает современный научный материализм, учение и мировоззрение, выдерживающее проверку практикой.
Однако антинаучно настроенные науковеды, так называемые «социологи знания», утверждают, развивая взгляды Куна и Фейерабенда, что научная истина является результатом соглашения исследователей между собой. Они договариваются даже до того, что социально обусловлены не только научные, но и математические истины. Оказывается, «в социологии науки показано, что 2 + 2 = 4 является истиной социально детерминированной». А если «социально конструируются» истины логики и математики, то что уж говорить о физике! Однако положение дел в философии и некоторых гуманитарных науках действительно согласуется с идеей о «социальном заказе». Конъюнктурные соображения заставляют наших философов то отрицать теорию относительности, то говорить об относительности всякого знания. Уничтожение отечественной науки безответственными политиками и экономистами нуждается в философском базисе. Джордж Оруэлл как будто предвидел достижения «социологов знания», вкладывая в уста Эммануэля Голдстейна слова: «Нельзя игнорировать физические факты. В философии, в религии, в этике, в политике дважды два может равняться пяти, но, если вы конструируете пушку или самолёт, дважды два должно быть четыре. Недееспособное государство раньше или позже будет побеждено, а дееспособность не может опираться на иллюзии » [4, c. 137].
Философы от социологии утверждают, что картина мира определяется лишь нашим восприятием и нашей деятельностью, говорят о «полимундии», отрицая единственность и объективное существование реального мира. Один из них (В. М. Розин), говоря о науке, заявил (на круглом столе в «Независимой газете» [5]), что «мы ещё наплачемся с вытекающими из неё неконтролируемыми последствиями наподобие чеченских или экологических». До того, что «последствия науки» могут быть «чеченскими» или хотя бы «экологическими», додумается не каждый. В другом месте он пишет: «Естествознание работает на две вещи: с одной стороны, оно обслуживает технократический дискурс, который становится всё более угрожающим для человеческой жизни; с другой стороны, естествознание постоянно воспроизводит, тиражирует некую картину мира, значение которой может быть оценено только негативно. Да, современная картина мира, из которой исходит естествоиспытатель, стала деструктивной по отношению к культуре» [6]. Надо ли удивляться, что враги науки радуются тому, что «в последние десятилетия быстро падает научный интерес, склонность к познанию» [там же]. К счастью, не у всех.
Кредо этих философов не ново. Оно гласит: «Никакой природы самой по себе, вне нашей интеллектуальной или практической деятельности, не существует» [там же]. Бессилие своей философии необерклианцы обращают в клевету уже не только против науки, но и против всей реальности, против самой жизни. Если объективная реальность, окружающий нас мир — не более чем один из снов или же иллюзия, обусловленная, например, недостатком алкоголя в крови, почему же со своими рассуждениями о «полимундии» они обращаются не к обитателям воображаемых ими миров, а к нам с вами?! Ведь физический мир науки и мир идей и впечатлений, существующих лишь внутри психики индивидуума (вроде привидений?), по их мнению, равноправны. Другой «полимундист», Г. Копылов, требует остановить на 50 лет развитие фундаментальных наук, а политолог Л. Ионин заявляет, что «двадцать первый век не будет веком науки вообще» [7, с. 50].
Философами считают себя и откровенные враги науки. Так, М. В. Рац [8] давно уже призывает развивать не науку, а технолoгию, ибо именно она — а не фундаментальная наука — якобы вносит реальный вклад в развитие страны. Он не хочет знать, что практически вся технология основана на достижениях науки прошлого, хотя период от открытия до его применения и раньше, и теперь составляет обычно около 20–50 лет, — и советует брать пример с Японии, которая якобы заимствует достижения фундаментальной науки за рубежом; он не знает, что Япония давно отказалась от этой политики и ныне соперничает с США в развитии физики и астрономии. Фактически следование этому призыву означает жить по принципу «после нас хоть потоп», которым, впрочем, с 1992 г. и руководствуются российские власти. Социальный регресс сопровождается регрессом мировоззренческим. И снова Россия впереди планеты всей — на этот раз в попятном движении к средневековью.
Эти люди влиятельны. Управление европейской державой может попасть в руки дикарей; «Верхняя Вольта с ракетами» станет реальностью, когда наука в России будет окончательно упразднена. Но что они будут делать, когда ракеты протухнут?
Нынешнее правительство, едва ли не самое некомпетентное в истории России, следует именно рекомендациям «полимундистов», требуя от физиков-теоретиков немедленных «инноваций» и доходов по итогам года. В лучшем случае наши министры — это малообразованные люди, способные заботиться лишь о сегодняшнем дне, в худшем — сознательно ведущие РФ к роли сырьевого придатка развитых стран. Они, конечно, нуждаются именно в рекомендациях «философов», которым не понять, что «без правильного научного понимания физических закономерностей природы технология вынуждена была бы развиваться методом проб и ошибок, что в конечном счё- те потребовало бы затраты бесконечно большого времени и огромных материальных затрат» (акад. Н.Н. Боголюбов, 1977 г. [8, с. 118]). Однако даже «полимундист» В. М. Розин понимает, что «картины мира и другие институции», обеспечивающие выживание и дальнейшее развитие современной цивилизации «должны быть согласованными, образуя единый социальный организм». Даже он оставляет право на «самостоятельную идеальную реальность» лишь на личностном уровне [9].
Однако же не переводятся «философы», задающиеся вопросом «что есть реальность?» и утверждающие, что «чем больше расширяются границы человеческого опыта, тем более острым становится этот вопрос. Опыт бодрствования, сновидений, опыт чувственный, интеллектуальный, мистический, опыт наркотических опьянений, гипнотических состояний, виртуальной реальности компьютерных технологий — всё это в той или иной степени действительно. Однако что из этого являет нам истинную реальность, позволяет осознать то, что есть на самом деле?» [10]. Этот берклианец утверждает, что «математическое естествознание последних четырёх столетий создало свою особую действительность — мир современной науки», и выражает сомнение в том, что «богатство чувственного мира» объясняется лишь абстрактными математическими уравнениями. Однако даже он согласен с тем, что «наука как-то „касается“ реальности, поскольку с помощью этой науки мы строим мосты» и т. д. Как видно, отвергнуть действенность критерия общечеловеческой практики всё же не так-то просто. Этот критерий остаётся последней инстанцией в нашей деятельности; он справедлив в масштабе всей Вселенной.
Как отмечает Р. А. Аронов [11], недоразумения могут возникать вследствие смешения понятий. Неправомерно отождествлять понятие «физическая реальность», означающее нечто независимое от воспринимающего субъекта, с физико-математическим описанием, которое создаётся человеком. Действительно, волнистую линию на бумаге нельзя отождествлять с формулой для вычисления синуса или косинуса. Карту местности нельзя отождествлять с самой местностью. Вопрос о том, успешно ли это описание, решается испытанием нашей модели действительностью. Имея правильную карту (и компас), человек и сквозь густой лес выходит на обозначенную на ней дорогу. По приснившейся ему карте он никуда не придёт. Наука как раз и строит карту местности — всё более детальную и всё более далёких местностей, — но отнюдь не преобразует ландшафт. Мы оказываемся при этом способными «понять», т. е. описать формулами и заставить работать на нас, процессы и объекты, которые мы даже отдалённо не можем себе представить наглядно. Это и означает, что мы способны понять нашу Вселенную.
Как говорил Эйнштейн, «вера в существование внешнего мира, независимого от воспринимающего субъекта, лежит в основе всего естествознания», и если у философа этой веры нет, учёный его не убедит. Чудо постигаемости мира (вера в которую и составляла космическое религиозное чувство Эйнштейна), как уже говорилось, объясняет эволюционная теория познания.
Неоднократно демонстрировалось, что теоретики постмодернизма, рассуждая о результатах науки, просто не понимают, о чём идет речь. Обманутая публика оглядывается друг на друга, и никто не решается сказать, что король-то голый. Американский физик А. Сокал провел в 1996 г. остроумный эксперимент, доказывающий это. Он опубликовал статью, якобы посвящённую перелому в философии науки (под названием «Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации»), которую псевдофилософы с восторгом приняли как развитие «постмодернистского дискурса». Однако, дождавшись восторгов этой публики, Сокал заявил, что его статья является бессмысленным набором слов, лишь правильно связанных грамматически. Об этой истории рассказал известный поборник научной истины биолог Ричард Докинз; в его статье [12] есть и адрес сайта, при каждом новом заходе на кoторый можно ознакомиться с новым постмодернистским «дискурсом». Это синтаксически правильные тексты, составленные компьютером, и смысла в них не меньше, чем в творениях упомянутых «философов».
Один из создателей теории кварков Ш. Глэшоу отмечает, что «наиболее строгими критиками науки оказываются, как правило, те, кто знаком с ней меньше всего». Это касается и отечественных «науковедов» — и даже «классиков» социологии науки, самые яростные из которых происходят из студентов, которым физика оказалась не по зубам…
Люди, далёкие от науки, легко забывают о том, что вся современная цивилизация существует благодаря научным достижениям, порой насчитывающим десятилетия и века. Разгул иррационализма может отбросить человечество на полтысячелетия назад и поставить под вопрос само его дальнейшее существование. Кто знает — может быть, именно такой ход событий в других мирах и есть причина «молчания Вселенной», отсутствия признаков существования «братьев по разуму»!
Некоторые отечественные философы превратились не только в злобных, но и в общественно опасных врагов науки. Известно, что на Западе (а равно на Востоке и Юге), несмотря на все разговоры о «конце науки», в неё по-прежнему вкладываются большие деньги, там строятся сверхгигантские телескопы и ускорители. В самое последнее время интерес к науке, кажется, возрос и у нашей читающей публики, судя по появлению или возобновлению издания нескольких научно-популярных журналов, хотя в некоторых из них правда перемешана с вымыслом. Впрочем, вопрос о паранауке — отдельная больная тема.
Критика науки развивается по трём главным направлениям: утверждается, что научное знание ограниченно и субъективно; что наука исчерпала свои возможности и близок её конец; что она не решает наиболее волнующих человека проблем. (Заметим, что клерикалы, узурпировавшие понятие «духовность», особенно настаивают на ущербности науки, якобы не открывающей человеку смысл его существования. Не забудем, однако, что именно они предали анафеме человека высочайшей духовности, величайшего русского гуманиста Льва Толстого.)
Рассмотрим сначала первое направление атаки на науку.
О том, что наше знание предопределено и ограничено специфически человеческим перцептивным и понятийным аппаратом, писали в том или ином контексте И. Кант, А. Эддингтон и многие другие. По образным словам Эддингтона, мы закидываем сеть в океан мироздания, но можем уловить только то, что по размерам больше ячеек сети, и в конечном счете, найдя загадочные следы на берегу океана, обнаруживаем, что они — наши собственные. Нечто подобное подразумевает и «копенгагенская» интерпретация квантовой механики, основанная Н. Бором. Электрон в разных опытах ведет себя то как волна, то как частица; отсюда делается вывод, что реальность определяется способом наблюдения. Крайние адепты таких взглядов (среди которых есть и настоящие учёные) полагают даже, что без наблюдателя и самой реальности как бы не существует. Они, впрочем, дают весьма невразумительные ответы на старый вопрос: существовала ли Вселенная до появления наблюдателя-человека? Необходимо сказать, что это действительно глубокая проблема, до решения которой ещё дaлеко.
Однако почему электрон должен быть именно частицей или волной? Элементарная частица — всё ещё новая для нас сущность, новый объективно существующий объект природы с новыми свойствами, для описания которых у нас не было и нет (пока?) соответствующих понятий. Координаты и импульс электрона — отнюдь не то, что означают эти слова в классической механике. Сколь странными ни кажутся свойства элементарных частиц, мы оказались способны описать их уравнениями, работоспособность которых проверена на практике — в ядерных реакторах, в бомбах, в звёздах. Представляется, что проблема является в основном психологической. Мы давно привыкли, что антиподы, люди под нами, ходят вверх ногами, не так давно — к тому, что электромагнитное поле имеет немеханическую природу (впрочем, академик А. А. Михайлов, директор Пулковской обсерватории, ещё в 1948 г. говорил, что в электричестве чёрт сидит) и всё ещё не привыкли к странностям квантовой механики. Но и она описывает объективные, не зависящие от наблюдателя закономерности микромира; её создание означало очередную победу научного метода, очередное приближение ко всё более полному теоретическому описанию природы.
Адекватность научных понятий нашему миру является, очевидно, следствием того, что мы — его дети. Это означает, что логика нашей математики и уравнений теоретической физики предопределена логикой и физическими законами создавшей нас Вселенной — в противном случае нас и не было бы. Эволюционная теория познания утверждает, что «субъективные познавательные структуры соответствуют миру, так как они сформировались в ходе эволюции путём приспособления к этому реальному миру. Они согласуются (частично) с реальными структурами, потому что такое согласование делает возможным выживание» [1, с. 131].
Критикам науки, пытающимся свергнуть её с того действительно особого места, которое она занимает в человеческой культуре, можно напомнить слова Станислава Лема о том, что наука — это передний край соприкосновения человека с миром. Эту позицию она занимает потому, что обладает уникальным методом, систематическим подходом, включающим строгие требования к способам получения, проверки и организации знания, которые неизбежно приводят к преемственности между старыми и новыми теориями и всё более полному и точному пониманию мироздания. Процесс научного исследования развивается в соответствии с принципом соответствия Нильса Бора: теории, справедливость которых доказана для той или иной области физических явлений, с появлением новых, более общих теорий сохраняют своё значение как предельная форма или как их частный случай. Принцип соответствия можно рассматривать как критерий научности любой теории. Так, ньютоновская механика остается работоспособным пределом эйнштейновской при скоростях, далёких от скорости света (чего не понимает Т. Кун, как это уже давно отметил В. Л. Гинзбург). Истина, как утверждал ещё Гегель, есть процесс! Смена научных теорий как раз и означает, что мы находимся в процессе всё более полного приближения к объективной истине. В зрелой науке соблюдение принципа соответствия обязательно. Как говорил Эйнштейн, «лучший удел физической теории состоит в том, чтобы указывать путь создания новой, более общей теории, в рамках которой она сама остаётся предельным случаем» [2, с. 568].
Возможно, мы строим бесконечную мозаичную картину знания, но новый фрагмент мозаики должен обязательно состыковываться с одним из старых — только в этом случае можно говорить о правильности новой теории. Трёхвековой опыт науки и практики подтверждает этот принцип, нарушение которого сразу же подсказывает, что мы имеем дело с псевдонаукой. Водородная бомба взрывается в согласии с основанной на квантовой механике теорией термоядерных реакций, развитой первоначально для объяснения источников энергии звёзд. Траектории межпланетных аппаратов и элементарных частиц в ускорителях планируются с учётом эффектов теории относительности — иначе не сработает! Эйнштейн говорил, что «истина — это то, что выдерживает проверку опытом» [3, с. 323]. И далее: «Физика есть стремление осознать сущее как нечто такое, что мыслится независимым от восприятия» [3, с. 289]. Именно это утверждает современный научный материализм, учение и мировоззрение, выдерживающее проверку практикой.
Однако антинаучно настроенные науковеды, так называемые «социологи знания», утверждают, развивая взгляды Куна и Фейерабенда, что научная истина является результатом соглашения исследователей между собой. Они договариваются даже до того, что социально обусловлены не только научные, но и математические истины. Оказывается, «в социологии науки показано, что 2 + 2 = 4 является истиной социально детерминированной». А если «социально конструируются» истины логики и математики, то что уж говорить о физике! Однако положение дел в философии и некоторых гуманитарных науках действительно согласуется с идеей о «социальном заказе». Конъюнктурные соображения заставляют наших философов то отрицать теорию относительности, то говорить об относительности всякого знания. Уничтожение отечественной науки безответственными политиками и экономистами нуждается в философском базисе. Джордж Оруэлл как будто предвидел достижения «социологов знания», вкладывая в уста Эммануэля Голдстейна слова: «Нельзя игнорировать физические факты. В философии, в религии, в этике, в политике дважды два может равняться пяти, но, если вы конструируете пушку или самолёт, дважды два должно быть четыре. Недееспособное государство раньше или позже будет побеждено, а дееспособность не может опираться на иллюзии » [4, c. 137].
Философы от социологии утверждают, что картина мира определяется лишь нашим восприятием и нашей деятельностью, говорят о «полимундии», отрицая единственность и объективное существование реального мира. Один из них (В. М. Розин), говоря о науке, заявил (на круглом столе в «Независимой газете» [5]), что «мы ещё наплачемся с вытекающими из неё неконтролируемыми последствиями наподобие чеченских или экологических». До того, что «последствия науки» могут быть «чеченскими» или хотя бы «экологическими», додумается не каждый. В другом месте он пишет: «Естествознание работает на две вещи: с одной стороны, оно обслуживает технократический дискурс, который становится всё более угрожающим для человеческой жизни; с другой стороны, естествознание постоянно воспроизводит, тиражирует некую картину мира, значение которой может быть оценено только негативно. Да, современная картина мира, из которой исходит естествоиспытатель, стала деструктивной по отношению к культуре» [6]. Надо ли удивляться, что враги науки радуются тому, что «в последние десятилетия быстро падает научный интерес, склонность к познанию» [там же]. К счастью, не у всех.
Кредо этих философов не ново. Оно гласит: «Никакой природы самой по себе, вне нашей интеллектуальной или практической деятельности, не существует» [там же]. Бессилие своей философии необерклианцы обращают в клевету уже не только против науки, но и против всей реальности, против самой жизни. Если объективная реальность, окружающий нас мир — не более чем один из снов или же иллюзия, обусловленная, например, недостатком алкоголя в крови, почему же со своими рассуждениями о «полимундии» они обращаются не к обитателям воображаемых ими миров, а к нам с вами?! Ведь физический мир науки и мир идей и впечатлений, существующих лишь внутри психики индивидуума (вроде привидений?), по их мнению, равноправны. Другой «полимундист», Г. Копылов, требует остановить на 50 лет развитие фундаментальных наук, а политолог Л. Ионин заявляет, что «двадцать первый век не будет веком науки вообще» [7, с. 50].
Философами считают себя и откровенные враги науки. Так, М. В. Рац [8] давно уже призывает развивать не науку, а технолoгию, ибо именно она — а не фундаментальная наука — якобы вносит реальный вклад в развитие страны. Он не хочет знать, что практически вся технология основана на достижениях науки прошлого, хотя период от открытия до его применения и раньше, и теперь составляет обычно около 20–50 лет, — и советует брать пример с Японии, которая якобы заимствует достижения фундаментальной науки за рубежом; он не знает, что Япония давно отказалась от этой политики и ныне соперничает с США в развитии физики и астрономии. Фактически следование этому призыву означает жить по принципу «после нас хоть потоп», которым, впрочем, с 1992 г. и руководствуются российские власти. Социальный регресс сопровождается регрессом мировоззренческим. И снова Россия впереди планеты всей — на этот раз в попятном движении к средневековью.
Эти люди влиятельны. Управление европейской державой может попасть в руки дикарей; «Верхняя Вольта с ракетами» станет реальностью, когда наука в России будет окончательно упразднена. Но что они будут делать, когда ракеты протухнут?
Нынешнее правительство, едва ли не самое некомпетентное в истории России, следует именно рекомендациям «полимундистов», требуя от физиков-теоретиков немедленных «инноваций» и доходов по итогам года. В лучшем случае наши министры — это малообразованные люди, способные заботиться лишь о сегодняшнем дне, в худшем — сознательно ведущие РФ к роли сырьевого придатка развитых стран. Они, конечно, нуждаются именно в рекомендациях «философов», которым не понять, что «без правильного научного понимания физических закономерностей природы технология вынуждена была бы развиваться методом проб и ошибок, что в конечном счё- те потребовало бы затраты бесконечно большого времени и огромных материальных затрат» (акад. Н.Н. Боголюбов, 1977 г. [8, с. 118]). Однако даже «полимундист» В. М. Розин понимает, что «картины мира и другие институции», обеспечивающие выживание и дальнейшее развитие современной цивилизации «должны быть согласованными, образуя единый социальный организм». Даже он оставляет право на «самостоятельную идеальную реальность» лишь на личностном уровне [9].
Однако же не переводятся «философы», задающиеся вопросом «что есть реальность?» и утверждающие, что «чем больше расширяются границы человеческого опыта, тем более острым становится этот вопрос. Опыт бодрствования, сновидений, опыт чувственный, интеллектуальный, мистический, опыт наркотических опьянений, гипнотических состояний, виртуальной реальности компьютерных технологий — всё это в той или иной степени действительно. Однако что из этого являет нам истинную реальность, позволяет осознать то, что есть на самом деле?» [10]. Этот берклианец утверждает, что «математическое естествознание последних четырёх столетий создало свою особую действительность — мир современной науки», и выражает сомнение в том, что «богатство чувственного мира» объясняется лишь абстрактными математическими уравнениями. Однако даже он согласен с тем, что «наука как-то „касается“ реальности, поскольку с помощью этой науки мы строим мосты» и т. д. Как видно, отвергнуть действенность критерия общечеловеческой практики всё же не так-то просто. Этот критерий остаётся последней инстанцией в нашей деятельности; он справедлив в масштабе всей Вселенной.
Как отмечает Р. А. Аронов [11], недоразумения могут возникать вследствие смешения понятий. Неправомерно отождествлять понятие «физическая реальность», означающее нечто независимое от воспринимающего субъекта, с физико-математическим описанием, которое создаётся человеком. Действительно, волнистую линию на бумаге нельзя отождествлять с формулой для вычисления синуса или косинуса. Карту местности нельзя отождествлять с самой местностью. Вопрос о том, успешно ли это описание, решается испытанием нашей модели действительностью. Имея правильную карту (и компас), человек и сквозь густой лес выходит на обозначенную на ней дорогу. По приснившейся ему карте он никуда не придёт. Наука как раз и строит карту местности — всё более детальную и всё более далёких местностей, — но отнюдь не преобразует ландшафт. Мы оказываемся при этом способными «понять», т. е. описать формулами и заставить работать на нас, процессы и объекты, которые мы даже отдалённо не можем себе представить наглядно. Это и означает, что мы способны понять нашу Вселенную.
Как говорил Эйнштейн, «вера в существование внешнего мира, независимого от воспринимающего субъекта, лежит в основе всего естествознания», и если у философа этой веры нет, учёный его не убедит. Чудо постигаемости мира (вера в которую и составляла космическое религиозное чувство Эйнштейна), как уже говорилось, объясняет эволюционная теория познания.
Неоднократно демонстрировалось, что теоретики постмодернизма, рассуждая о результатах науки, просто не понимают, о чём идет речь. Обманутая публика оглядывается друг на друга, и никто не решается сказать, что король-то голый. Американский физик А. Сокал провел в 1996 г. остроумный эксперимент, доказывающий это. Он опубликовал статью, якобы посвящённую перелому в философии науки (под названием «Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации»), которую псевдофилософы с восторгом приняли как развитие «постмодернистского дискурса». Однако, дождавшись восторгов этой публики, Сокал заявил, что его статья является бессмысленным набором слов, лишь правильно связанных грамматически. Об этой истории рассказал известный поборник научной истины биолог Ричард Докинз; в его статье [12] есть и адрес сайта, при каждом новом заходе на кoторый можно ознакомиться с новым постмодернистским «дискурсом». Это синтаксически правильные тексты, составленные компьютером, и смысла в них не меньше, чем в творениях упомянутых «философов».
Один из создателей теории кварков Ш. Глэшоу отмечает, что «наиболее строгими критиками науки оказываются, как правило, те, кто знаком с ней меньше всего». Это касается и отечественных «науковедов» — и даже «классиков» социологии науки, самые яростные из которых происходят из студентов, которым физика оказалась не по зубам…
Обсуждения Рационализм