Художник Александр Буссе постигает в Шаолине утерянное Европой искусство думать сердцем.
– Обычно люди думают, что счастье зависит от внешних обстоятельств — есть ли деньги, любят ли окружающие, хвалят ли в газетах. Но если происходящее с вами затмевает остальной мир, вы никогда не будете счастливы, потому что мир не будет всегда плясать под вашу дудку, удовлетворяя ваше эго.
– Обычно люди думают, что счастье зависит от внешних обстоятельств — есть ли деньги, любят ли окружающие, хвалят ли в газетах. Но если происходящее с вами затмевает остальной мир, вы никогда не будете счастливы, потому что мир не будет всегда плясать под вашу дудку, удовлетворяя ваше эго.
Оно ведь прожорливое и никогда не насыщается, требуя все больше и больше — денег, похвал, женщин, никогда не насыщается. А поверните колесо в другую сторону, и мир станет для вас гораздо важнее и интереснее собственных проблем.
— Но нужно ли подавлять нормальные человеческие желания?
— Не подавлять — очищать свою сущность, которая вовсе не эгоистична от природы. Ведь все, что с нами случается в жизни, нам нужно. И значит — светит ли солнце, льет ли дождь — все хорошо.
— Зачем же так далеко, в Китае, искать учителей? Разве опыт своей, западной цивилизации вам не ближе?
— По большому счету, духовные знания, не суженные эгоизмом и догматами разных конфессий, едины во всем мире, и брать их нужно там, где находишь. Ведь и христианство когда–то пришло в Европу с другого континента. Но многие ответы на свои вопросы я смог найти только на Востоке. Например, там считают, что человек чист от природы и загрязняется в процессе жизни, тогда как в европейской традиции люди от природы греховны. Или отношение к телу. Здесь — подавление физиологии моральными запретами. Там — тело нужно любить и воспитывать, как маленького ребенка. В основном все страхи, нас крепко терзающие — а их десятка полтора, исходят из двух источников: страх того, что нас не любят, и страх смерти.
Для европейца "мое тело — это я", поэтому он с ужасом смотрит на себя в зеркало — стареющего или больного. Но страха гораздо меньше, когда знаешь: есть и другие, тонкие составляющие "я", которые не поддаются смерти. Это в Европе сознание связывают с мозгом, а на Востоке сознание — это функция сердца. Там думают сердцем.
Страх одиночества тоже от эго, которое требует постоянных подтверждений того, что ты нужен. Потому что критерий важности человека для самого себя находится снаружи, а не внутри. Но переместите его внутрь, и чужое мнение уже не так важно. Эго не надо подавлять, его нужно уменьшать и управлять им. Если б его не было совсем, мы бы стали богами, но мы ведь люди.
— Откуда такая разница в подходах? И чем ценен для вас именно Китай?
— Китайская цивилизация совершенно особенная, она сохраняет преемственность на протяжении нескольких тысяч лет! Никто другой этого не смог — ни египтяне, ни греки, ни итальянцы — потомки римлян. Может, потому, что Европа все время смотрит вперед, списывая прошлое в утиль, и поклоняется новым гипотезам, которые каждые 20–30 лет опровергаются еще более новыми.
Европа идет по пути внешнего развития, удлинения своего физического тела — рук, мозгов, ног при помощи компьютеров, машин, мобильной связи. И чем больше у нас комфорта, тем более неумелыми мы становимся на самом деле. За ненадобностью атрофируются не только способности тела, но и чувств.
А для Востока древние ценности истинны и, значит, актуальны всегда. Поэтому их не противопоставляют технологиям. Только не надо идеализировать — Китай, как и весь Восток, разный, и их общество тоже двигается в сторону потребительского, но их путь гармоничнее нашего. Равновесие между внешним и внутренним, баланс для них самое главное. У прагматичного Запада они берут технологии, а сердцевину культуры оставляют свою. Результат: они менее депрессивны и развиваются стремительнее нас.
— И каково это — учиться в Шаолине?
— Там есть специальный институт, который занимается древними практиками. Обучение в нем — сложная, многоуровневая система со множеством школ, которая включает в том числе институт личных учеников Мастера. Некоторые Мастера живут в горах сами по себе, выбирают учеников и ведут группы. Я занимаюсь древнекитайским искусством саморегуляции. Для европейцев есть четыре ступени знаний, я получил право преподавания пока двух (хотя в этом недостаточно активен, слишком много времени отнимает работа). Езжу раз в два года, был уже три раза.
В нашей группе 100 человек, рабочие языки — английский и русский, потому что много приезжает жителей бывших соцстран и русский нам понятнее. Условия жизни приспособлены для европейцев, а ритм занятий таков, что времени остается ровно пять часов на сон. Преимущественно медитации и тренировка тела.
Там много того, что здесь относят к чудесам. Я, например, видел практику чрезвычайно быстрого бега — это когда человек примерно как птица парит над землей. Из жесткого: цигун — практика алмазной рубашки, когда тело становится нечувствительно к боли, четверо монахов держали на острых пиках пятого — и никаких отпечатков на теле. Перемещение тела в пространстве…
— Таинственное, должно быть, место?
– Какое там! Монастырь давно открыт для туристов и, подобно западным храмам, старательно зарабатывает на них. Народ ездит толпами, фотографируется. Но там есть и другой пласт — беспрерывная передача древних знаний.
Как это происходит, рассказывать бессмысленно, потому что очень много настоящей информации выражается не словами — другими каналами восприятия. На Востоке не утратили способностей ощущать невидимый мир, поэтому там лечить руками или видеть будущее — нормально, а здесь — экзотика.
— Что вам труднее всего дается в учебе?
— Укрощать эгоизм! У нас же считается, что хороший художник должен жить в собственном мире и считать себя центром Вселенной. Еще для людей нашей культуры характерен шум в голове, то есть хаос мыслей. Это второе, с чем очень трудно справиться и научиться тишине. А тишина дает силу душе. Мы привыкли бегать по кругу, боясь остановиться, — вдруг выпадем. Нетерпеливы, потому что не умеем ждать. Не верим, что все произойдет как надо и потому все время нервничаем.
— Наверное, по возвращении вас многое нервирует на родине: вы кажетесь странным нам, мы — вам?
— Не в этом дело, каждый из нас чем–то странен. Мне не нравится другое — здесь люди агрессивны и мало улыбаются. Это выражение нашей внутренней озабоченности характерно для всех бывших соцстран. Мы все время сравниваем себя с благополучными соседями и озабочены материальными благами. Мы стали культурой, которая проводит выходные дни в супермаркетах. Постоянно прибедняемся, хотя на самом деле озабочены тем, чтоб через 2–3 года поменять машину.
Я бывал в нескольких исламских странах, которые намного беднее нас, у них в домах нет ни воды, ни электричества и климат гораздо суровее нашего, и солнца меньше, но люди чувствуют себя намного гармоничнее и намного чаще улыбаются. Для нас важнее комфорт, чем продолжение рода, а там человек не носится со своей личностью и правами, он — клеточка в огромном организме. И живет для него. Их система ценностей позволяет биологической расе выживать лучше, а наша система ценностей ведет к ослаблению нашей цивилизации.
— Трудно чувствовать себя счастливым в вечно сером мире.
– Не трудно. Плохого и хорошего в нашей жизни поровну, и только от нас зависит, на чем сосредоточиться. Если замечать только негатив, конечно, неприятности будут сыпаться валом, ведь окружающим трудно с постоянно хмурым пессимистом. Но жизнь наполнена множеством мелких радостей, и стоит научиться их замечать, как многое вокруг нас изменится. В любой ситуации надо быть пластичным и искать решение, которое позволит выжить. Золотая середина — это не линия, проведенная по линейке, это состояние динамического баланса между двумя крайностями. Каждому нужно этому научиться.
— Что на Востоке мудрость, то на Западе — отсутствие принципов.
— Принцип должен идти от сердца, и понятия "что такое хорошо и что такое плохо" во всем мире одинаковы. Потому что определяются совестью.
— Но нужно ли подавлять нормальные человеческие желания?
— Не подавлять — очищать свою сущность, которая вовсе не эгоистична от природы. Ведь все, что с нами случается в жизни, нам нужно. И значит — светит ли солнце, льет ли дождь — все хорошо.
— Зачем же так далеко, в Китае, искать учителей? Разве опыт своей, западной цивилизации вам не ближе?
— По большому счету, духовные знания, не суженные эгоизмом и догматами разных конфессий, едины во всем мире, и брать их нужно там, где находишь. Ведь и христианство когда–то пришло в Европу с другого континента. Но многие ответы на свои вопросы я смог найти только на Востоке. Например, там считают, что человек чист от природы и загрязняется в процессе жизни, тогда как в европейской традиции люди от природы греховны. Или отношение к телу. Здесь — подавление физиологии моральными запретами. Там — тело нужно любить и воспитывать, как маленького ребенка. В основном все страхи, нас крепко терзающие — а их десятка полтора, исходят из двух источников: страх того, что нас не любят, и страх смерти.
Для европейца "мое тело — это я", поэтому он с ужасом смотрит на себя в зеркало — стареющего или больного. Но страха гораздо меньше, когда знаешь: есть и другие, тонкие составляющие "я", которые не поддаются смерти. Это в Европе сознание связывают с мозгом, а на Востоке сознание — это функция сердца. Там думают сердцем.
Страх одиночества тоже от эго, которое требует постоянных подтверждений того, что ты нужен. Потому что критерий важности человека для самого себя находится снаружи, а не внутри. Но переместите его внутрь, и чужое мнение уже не так важно. Эго не надо подавлять, его нужно уменьшать и управлять им. Если б его не было совсем, мы бы стали богами, но мы ведь люди.
— Откуда такая разница в подходах? И чем ценен для вас именно Китай?
— Китайская цивилизация совершенно особенная, она сохраняет преемственность на протяжении нескольких тысяч лет! Никто другой этого не смог — ни египтяне, ни греки, ни итальянцы — потомки римлян. Может, потому, что Европа все время смотрит вперед, списывая прошлое в утиль, и поклоняется новым гипотезам, которые каждые 20–30 лет опровергаются еще более новыми.
Европа идет по пути внешнего развития, удлинения своего физического тела — рук, мозгов, ног при помощи компьютеров, машин, мобильной связи. И чем больше у нас комфорта, тем более неумелыми мы становимся на самом деле. За ненадобностью атрофируются не только способности тела, но и чувств.
А для Востока древние ценности истинны и, значит, актуальны всегда. Поэтому их не противопоставляют технологиям. Только не надо идеализировать — Китай, как и весь Восток, разный, и их общество тоже двигается в сторону потребительского, но их путь гармоничнее нашего. Равновесие между внешним и внутренним, баланс для них самое главное. У прагматичного Запада они берут технологии, а сердцевину культуры оставляют свою. Результат: они менее депрессивны и развиваются стремительнее нас.
— И каково это — учиться в Шаолине?
— Там есть специальный институт, который занимается древними практиками. Обучение в нем — сложная, многоуровневая система со множеством школ, которая включает в том числе институт личных учеников Мастера. Некоторые Мастера живут в горах сами по себе, выбирают учеников и ведут группы. Я занимаюсь древнекитайским искусством саморегуляции. Для европейцев есть четыре ступени знаний, я получил право преподавания пока двух (хотя в этом недостаточно активен, слишком много времени отнимает работа). Езжу раз в два года, был уже три раза.
В нашей группе 100 человек, рабочие языки — английский и русский, потому что много приезжает жителей бывших соцстран и русский нам понятнее. Условия жизни приспособлены для европейцев, а ритм занятий таков, что времени остается ровно пять часов на сон. Преимущественно медитации и тренировка тела.
Там много того, что здесь относят к чудесам. Я, например, видел практику чрезвычайно быстрого бега — это когда человек примерно как птица парит над землей. Из жесткого: цигун — практика алмазной рубашки, когда тело становится нечувствительно к боли, четверо монахов держали на острых пиках пятого — и никаких отпечатков на теле. Перемещение тела в пространстве…
— Таинственное, должно быть, место?
– Какое там! Монастырь давно открыт для туристов и, подобно западным храмам, старательно зарабатывает на них. Народ ездит толпами, фотографируется. Но там есть и другой пласт — беспрерывная передача древних знаний.
Как это происходит, рассказывать бессмысленно, потому что очень много настоящей информации выражается не словами — другими каналами восприятия. На Востоке не утратили способностей ощущать невидимый мир, поэтому там лечить руками или видеть будущее — нормально, а здесь — экзотика.
— Что вам труднее всего дается в учебе?
— Укрощать эгоизм! У нас же считается, что хороший художник должен жить в собственном мире и считать себя центром Вселенной. Еще для людей нашей культуры характерен шум в голове, то есть хаос мыслей. Это второе, с чем очень трудно справиться и научиться тишине. А тишина дает силу душе. Мы привыкли бегать по кругу, боясь остановиться, — вдруг выпадем. Нетерпеливы, потому что не умеем ждать. Не верим, что все произойдет как надо и потому все время нервничаем.
— Наверное, по возвращении вас многое нервирует на родине: вы кажетесь странным нам, мы — вам?
— Не в этом дело, каждый из нас чем–то странен. Мне не нравится другое — здесь люди агрессивны и мало улыбаются. Это выражение нашей внутренней озабоченности характерно для всех бывших соцстран. Мы все время сравниваем себя с благополучными соседями и озабочены материальными благами. Мы стали культурой, которая проводит выходные дни в супермаркетах. Постоянно прибедняемся, хотя на самом деле озабочены тем, чтоб через 2–3 года поменять машину.
Я бывал в нескольких исламских странах, которые намного беднее нас, у них в домах нет ни воды, ни электричества и климат гораздо суровее нашего, и солнца меньше, но люди чувствуют себя намного гармоничнее и намного чаще улыбаются. Для нас важнее комфорт, чем продолжение рода, а там человек не носится со своей личностью и правами, он — клеточка в огромном организме. И живет для него. Их система ценностей позволяет биологической расе выживать лучше, а наша система ценностей ведет к ослаблению нашей цивилизации.
— Трудно чувствовать себя счастливым в вечно сером мире.
– Не трудно. Плохого и хорошего в нашей жизни поровну, и только от нас зависит, на чем сосредоточиться. Если замечать только негатив, конечно, неприятности будут сыпаться валом, ведь окружающим трудно с постоянно хмурым пессимистом. Но жизнь наполнена множеством мелких радостей, и стоит научиться их замечать, как многое вокруг нас изменится. В любой ситуации надо быть пластичным и искать решение, которое позволит выжить. Золотая середина — это не линия, проведенная по линейке, это состояние динамического баланса между двумя крайностями. Каждому нужно этому научиться.
— Что на Востоке мудрость, то на Западе — отсутствие принципов.
— Принцип должен идти от сердца, и понятия "что такое хорошо и что такое плохо" во всем мире одинаковы. Потому что определяются совестью.
Обсуждения Диалог о шаолине