К психиатрам мы не ходим. Стесняемся. И книги не читаем. Некогда. А потом читаем в газетах о том, что участились случаи немотивированной агрессии. То какой-то мерзавец обстреливает из пневматического оружия детский сад, то мужчина пенсионного возраста, увидев срывающего с клумбы цветок парня, бросает в него булыжником так, что парень умирает от черепной травмы.
Впрочем, тут и газет читать не надо – достаточно посмотреть на сумасшедших в метро, на улицах, в магазинах. Куда делись тихие юродивые, «блаженненькие», Лизаветы Смердящие из Достоевского? Современный психопат агрессивен, криклив, драчлив. По воплям этих несчастных можно изучать болезни нашего общества.
Главные из этих болезней – мизантропия и недоверие. Обратите внимание: уличные «психи» редко проявляют интерес и привязанность к себе подобным, но часто водят с собой домашних животных, ведя с ними бесконечные диалоги и ставя зверей в пример людям. Представителям вида homo sapiens при этом, как правило, бросаются обвинения в воровстве и мошенничестве. Украли деньги, ребенка, квартиру, машину… Правда это или нет? Неважно, потому что по грубой речи этих людей, по нецензурным выражениям видно (или вернее, слышно), что у них давно уже украли самое главное – слова. Впрочем, не только у них.
Лет десять назад мой друг, американец по рождению, сказал замечательную фразу: «У нас украли слово «гей» (gay - весельчак). Нельзя сказать как раньше: «He was a very gay person». («Он был очень веселым человеком».) Теперь слово gay означает только гомосексуалиста».
Одно слово у него украли! Сколько слов украли у нас! Прекрасное греческое слово «пафос», одно из любимых слов Максима Горького, вместо «возвышенного настроения» и «душевного подъема» стало означать на языке современной молодежи дешевую показуху, желание показаться не тем, кто ты есть – «пафосный дом», «пафосный ресторан».
Между тем для такого рода ситуаций (когда человек за счет неумеренного потребления или ложно понятого шика пытается примкнуть к людям другого круга) в русском языке давно уже существует другое слово – пошлость. Как жаль, что в современном употреблении оно означает нечто неприличное, обычно связанное с половой сферой. Ведь на самом деле пошлость – это свадьба Анастасии Волочковой с платьем в тридцать кило и целующимися воздушными шарами, а не изящная попка на обложке журнала. На языке ранних советских хиппи слово «совок» означало «советский конформист», а теперь современные пошляки и мещане относят это слово к целому периоду российской истории, оскорбляя и макая в грязь память нескольких поколений. Воруют таким образом не только слово, но и прошлое.
Какое отношение имеют слова к психическому здоровью? Самое прямое. Слова – наша защита от безумия. И когда эта защита ослабевает, ломается все: понимание между родителями и детьми, дружба между однокурсниками, первая (да и не только первая!) любовь.
Пример – страшное слово «лузер». Русское слово «неудачник» не имеет такого негативного, безапелляционно приговаривающего характера, как английское loser. Неудачником называет себя Сарафанов-отец из пьесы Вампилова «Старший сын», но мы-то знаем, что он на самом деле – благородный и трогательный человек. Англосаксы сами боятся своего слова «лузер» и придумали к нему множество смягчающих прилагательных – gentle loser, sensitive loser. Но в устах среднего молодого россиянина выражения «благородный лузер» или «чувствительный лузер» как-то не звучат. А вот припечатать одним этим существительным не скопивших капитала родителей можно. Звучит. Катит. Втыкает. Прямо в сердце…
Беда в том, что набор чужих слов навязывает нам и набор чужих ценностей, чужих стандартов, несоответствие которым вызывает сильнейший стресс, если не физическое страдание. Разделение проходит здесь не по линии «отечественный - иностранный». Оно проходит по линии «признаваемый греховным – признаваемый нормальным», «духовный – удобный». Слова «карьера» и «карьерист» всегда носили в русском языке негативный характер. Они предполагали некий грех – работу не ради результата и долга, а ради наживы или власти над себе подобными. А сегодня женщину ставят перед выбором «ребенок или карьера» и внушают ей, что карьера лучше, современнее, приятнее. Английская идиома career oriented (карьеристка) не имеет негативного характера. Воистину словарь сходит с ума.
Вместе со словарем сходит с ума и экономика. Газета «Ведомости» с прискорбием сообщает, что в январе-апреле число смертей в России сократилось на 20 процентов, а детей родилось на 15 процентов больше, чем в первом квартале благополучного 2008 года. Больше того, упало на 5 процентов количество разводов. «Какой ужас!» - сообщают в подтексте публицисты «Ведомостей». Оказывается, это означает, что у нас портится экономика. Почему? Потому что «семья замещает рыночные институты там, где они плохо работают», а «неразвитая кредитная система ведет к укреплению связей с родней – у кого занимать, как не у них».
Интересно, почему в голову публицистам «Ведомостей» не приходит элементарная мысль: на кой черт нужны «рыночные институты», из-за которых дети остаются без папы или мамы? На кой ляд нужна кредитная система, из-за которой разрушаются связи с родней? Зачем нужна суперсовременная потребительская цивилизация, если при ней, отрезанные от чтения и театра, люди теряют главное – слова?
Главные из этих болезней – мизантропия и недоверие. Обратите внимание: уличные «психи» редко проявляют интерес и привязанность к себе подобным, но часто водят с собой домашних животных, ведя с ними бесконечные диалоги и ставя зверей в пример людям. Представителям вида homo sapiens при этом, как правило, бросаются обвинения в воровстве и мошенничестве. Украли деньги, ребенка, квартиру, машину… Правда это или нет? Неважно, потому что по грубой речи этих людей, по нецензурным выражениям видно (или вернее, слышно), что у них давно уже украли самое главное – слова. Впрочем, не только у них.
Лет десять назад мой друг, американец по рождению, сказал замечательную фразу: «У нас украли слово «гей» (gay - весельчак). Нельзя сказать как раньше: «He was a very gay person». («Он был очень веселым человеком».) Теперь слово gay означает только гомосексуалиста».
Одно слово у него украли! Сколько слов украли у нас! Прекрасное греческое слово «пафос», одно из любимых слов Максима Горького, вместо «возвышенного настроения» и «душевного подъема» стало означать на языке современной молодежи дешевую показуху, желание показаться не тем, кто ты есть – «пафосный дом», «пафосный ресторан».
Между тем для такого рода ситуаций (когда человек за счет неумеренного потребления или ложно понятого шика пытается примкнуть к людям другого круга) в русском языке давно уже существует другое слово – пошлость. Как жаль, что в современном употреблении оно означает нечто неприличное, обычно связанное с половой сферой. Ведь на самом деле пошлость – это свадьба Анастасии Волочковой с платьем в тридцать кило и целующимися воздушными шарами, а не изящная попка на обложке журнала. На языке ранних советских хиппи слово «совок» означало «советский конформист», а теперь современные пошляки и мещане относят это слово к целому периоду российской истории, оскорбляя и макая в грязь память нескольких поколений. Воруют таким образом не только слово, но и прошлое.
Какое отношение имеют слова к психическому здоровью? Самое прямое. Слова – наша защита от безумия. И когда эта защита ослабевает, ломается все: понимание между родителями и детьми, дружба между однокурсниками, первая (да и не только первая!) любовь.
Пример – страшное слово «лузер». Русское слово «неудачник» не имеет такого негативного, безапелляционно приговаривающего характера, как английское loser. Неудачником называет себя Сарафанов-отец из пьесы Вампилова «Старший сын», но мы-то знаем, что он на самом деле – благородный и трогательный человек. Англосаксы сами боятся своего слова «лузер» и придумали к нему множество смягчающих прилагательных – gentle loser, sensitive loser. Но в устах среднего молодого россиянина выражения «благородный лузер» или «чувствительный лузер» как-то не звучат. А вот припечатать одним этим существительным не скопивших капитала родителей можно. Звучит. Катит. Втыкает. Прямо в сердце…
Беда в том, что набор чужих слов навязывает нам и набор чужих ценностей, чужих стандартов, несоответствие которым вызывает сильнейший стресс, если не физическое страдание. Разделение проходит здесь не по линии «отечественный - иностранный». Оно проходит по линии «признаваемый греховным – признаваемый нормальным», «духовный – удобный». Слова «карьера» и «карьерист» всегда носили в русском языке негативный характер. Они предполагали некий грех – работу не ради результата и долга, а ради наживы или власти над себе подобными. А сегодня женщину ставят перед выбором «ребенок или карьера» и внушают ей, что карьера лучше, современнее, приятнее. Английская идиома career oriented (карьеристка) не имеет негативного характера. Воистину словарь сходит с ума.
Вместе со словарем сходит с ума и экономика. Газета «Ведомости» с прискорбием сообщает, что в январе-апреле число смертей в России сократилось на 20 процентов, а детей родилось на 15 процентов больше, чем в первом квартале благополучного 2008 года. Больше того, упало на 5 процентов количество разводов. «Какой ужас!» - сообщают в подтексте публицисты «Ведомостей». Оказывается, это означает, что у нас портится экономика. Почему? Потому что «семья замещает рыночные институты там, где они плохо работают», а «неразвитая кредитная система ведет к укреплению связей с родней – у кого занимать, как не у них».
Интересно, почему в голову публицистам «Ведомостей» не приходит элементарная мысль: на кой черт нужны «рыночные институты», из-за которых дети остаются без папы или мамы? На кой ляд нужна кредитная система, из-за которой разрушаются связи с родней? Зачем нужна суперсовременная потребительская цивилизация, если при ней, отрезанные от чтения и театра, люди теряют главное – слова?
Обсуждения Сумашедшие люди