Указывать на предметы пальцем, рукой или взглядом — чисто человеческое поведение, почти не встречающееся у человекообразных обезьян в природе, однако в неволе обезьяны быстро обучаются этому. Специальные эксперименты показали, что орангутаны и бонобо правильно понимают смысл указующих жестов и используют их разумно, учитывая при этом информированность собеседника.
Дети начиная с 12-месячного возраста активно используют указующие жесты, в том числе и для того, чтобы указать взрослым на предметы, которые нужны только взрослому, но не ребенку. Обезьяны так не поступают. В ходе многолетних наблюдений за человекообразными обезьянами в природе был зарегистрирован только один случай, когда одна обезьяна жестом указала другой местоположение какого-либо предмета. Они могут тянуть руки к пище, которую держит другая обезьяна, выпрашивая таким образом подачку, но это не настоящее «указующее поведение»: оно не сообщает другой обезьяне новой информации о местоположении объекта. В неволе, однако, обезьяны постоянно используют указующие жесты, чтобы выпросить у человека что-нибудь вкусненькое. Обычно они просто показывают рукой на желанное лакомство. Возможно, обезьяны замечают, что, когда они тянутся к пище, но не могут ее достать, люди часто помогают им. При этом обычно остается неясным, какой именно смысл вкладывает обезьяна в свой жест: информирует ли она человека о том, где находится лакомство, или просто просит покушать.
Хуан Карлос Гомес из шотландского Университета Сент-Эндрюса (University of St. Andrews, Сент-Эндрюс, Великобритания) и его коллеги в течение ряда лет пытаются разобраться в этом. «Указующее поведение» (pointing behaviour) антропоидов интересно не только само по себе — как еще один, наряду с языком глухонемых, «человеческий» способ коммуникации, которому обезьяны могут у нас научиться. Указующие жесты дают редкую возможность лучше понять обезьянье мышление и с новой стороны подойти к ключевому вопросу о том, в какой мере наши ближайшие родственники обладают «теорией разума» — способностью понимать ход мыслей и мотивацию поступков окружающих.
Когда люди сообщают друг другу какую-то информацию, в том числе при помощи указующих жестов, они обычно учитывают информированность собеседника: нет смысла сообщать то, что и так известно. Уже годовалые дети неплохо разбираются в этих тонкостях. По обезьянам сведения такого рода пока довольно отрывочны (основаны на единичных наблюдениях, к которым нельзя применить статистические критерии, или на опытах с обезьянами, выращенными людьми, а не своими матерями).
Ранее Гомес, работая с орангутанихой Доной, которая выросла среди людей, обнаружил, что животное способно показать экспериментатору, в какой из двух контейнеров была спрятана пища. Обезьяна была отделена от контейнеров прозрачной перегородкой с отверстиями. Естественно, имелось в виду, что экспериментатор, найдя пищу, не сам ее съест, а передаст Доне через отверстие.
В дальнейшем эксперимент был усложнен. Контейнеры теперь запирались на ключ, который хранился в специальной коробке. Посторонний человек на глазах у Доны прятал пищу в один из контейнеров, закрывал его, а затем перепрятывал ключ. Когда в комнату входил экспериментатор, Дона не только показывала ему, в каком из двух контейнеров находится пища, но и помогала найти спрятанный ключ. Правда, она указывала местоположение ключа только после того, как экспериментатор открывал коробку и тщетно пытался найти там ключ. Этот эксперимент не позволил сделать выводов о «теории разума», потому что осталось неясным, учитывает ли Дона в своем поведении информированность экспериментатора или просто реагирует на его попытки отыскать ключ там, где его нет.
Объединив свои усилия с сотрудниками Института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге, Гомес модифицировал эксперимент и провел его уже с 11 обезьянами, среди которых были и особи, выращенные не людьми, а своими собственными матерями. В опытах приняли участие 5 бонобо и 6 орангутанов возрастом от 6 лет до 31 года.
Как и в опытах с Доной, комната была поделена прозрачной перегородкой на две части: в одной сидела обезьяна, в другой стояли два непрозрачных контейнера. Кроме того, там была коробка, в которой хранился на этот раз не ключ, а длинная вилка, при помощи которой экспериментатор мог достать лакомство (виноградину) из контейнера (без помощи вилки это сделать было невозможно). Еще там находились столы с шестью предметами, под которыми можно было спрятать вилку (кусок материи, пучок соломы, крышка от обувной коробки и т. п.)
Работа с каждой обезьяной состояла из трех этапов: привыкание, тестирование и контроль. «Привыкание» состояло в том, что в комнату входил человек, помещал виноградину в один из контейнеров и удалялся. Затем появлялся другой человек — экспериментатор. Он стоял и ждал, пока обезьяна укажет ему на один из контейнеров. После этого человек подходил к контейнеру, клал на него руку и спрашивал: «Ты действительно выбрала этот?» (с обезьянами говорили по-немецки, ведь они выросли в Центре изучения приматов при Лейпцигском зоопарке). Эта маленькая пауза нужна была, чтобы дать возможность обезьяне указать еще на что-нибудь, например на место, где спрятана вилка. Но на этапе «привыкания» вилка всегда лежала в своей коробке. Экспериментатор доставал из коробки вилку, извлекал виноградину и вручал обезьяне. Если обезьяна не указывала ни на один из контейнеров или делала неправильный выбор, лакомство ей не доставалось. Так повторялось раз за разом до тех пор, пока все обезьяны не усвоили правила игры и не начали безошибочно указывать на «правильный» контейнер сразу после появления экспериментатора.
После этого начался этап тестирования. Он состоял из нескольких сессий по 8 опытов в каждой. Из восьми опытов шесть были точно такими же, как на этапе привыкания. Седьмой опыт был главным. Он отличался тем, что человек, кладущий виноградину в контейнер, перепрятывал вилку под один из шести предметов на столах. Обезьяна это видела, а экспериментатор — нет. Восьмой опыт отличался от обычного тем, что человек, кладущий виноградину в контейнер, доставал вилку из коробки, показывал ее обезьяне и клал на место. Это делалось для того, чтобы обратить внимание обезьяны на вилку (как в седьмом опыте), но без необходимости указывать ее местоположение экспериментатору. Седьмой и восьмой опыты случайным образом располагались между шестью обычными.
В шести обычных опытах обезьяны вели себя так же, как и на этапе привыкания. Они указывали, где находится пища, а вилку экспериментатор находил сам, потому что она лежала на своем обычном месте в коробке. То же самое наблюдалось и в восьмом эксперименте. В седьмом опыте большинство обезьян уже во время первой или второй сессии начинали показывать экспериментатору, куда спрятана вилка. Этому их никто не учил, они догадывались сами. Сначала они делали это лишь после того, как экспериментатор безуспешно рылся в коробке. Но затем, от сессии к сессии, все больше обезьян, предвидя дальнейшие события, показывали на спрятанную вилку еще до того, как экспериментатор направлялся к коробке. Начиная с 19–20-й сессии так поступало большинство животных.
Как и во всех опытах такого рода, между обезьянами выявились индивидуальные различия. Двое бонобо вообще не поняли, чего от них хотят, и ни разу не помогли человеку найти вилку. Этих тугодумов пришлось отстранить от дальнейших опытов. Орангутаниха Дуня так и не научилась указывать экспериментатору местоположение вилки до того, как он начал искать в коробке. Ее тоже не допустили до третьего этапа. Орангутан Вальтер додумался показать вилку пальцем только на десятой сессии, однако уже начиная с восьмой сессии он указывал экспериментатору местоположение вилки иным способом — просто подходил к предмету, под которым спрятана вилка, и смотрел на него. Но в эксперименте изучалось показывание рукой или пальцем, а не взглядом, поэтому бедное животное виноградины не получало.
Восемь обезьян, прошедшие все испытания, были допущены к третьему, «контрольному» этапу. Здесь всё было так же, как на этапе тестирования, за исключением седьмого опыта. На этот раз экспериментатор присутствовал в комнате в то время, когда другой человек перепрятывал вилку, и видел всё происходящее. В другом варианте сам экспериментатор перепрятывал вилку. Обезьяна всё это тоже видела. Таким образом, она знала, что экспериментатор знает, где спрятана вилка. Сможет ли она учесть это знание? Будет ли она по-прежнему показывать экспериментатору спрятанную вилку, невзирая на то, что ему и так всё известно?
Это и был ключевой тест на «теорию разума». И обезьяны выдержали его вполне достойно. Они всё равно иногда указывали на вилку, но делали это достоверно реже, чем в том случае, когда перепрятывание производилось в отсутствие экспериментатора. Особенно отличились орангутаны; у бонобо различия в поведении между двумя ситуациями были выражены слабее.
Таким образом, обезьяны используют указующие жесты вполне осмысленно, и не только как просьбы («возьми, пожалуйста, вилку, иначе ты не сможешь добыть для меня виноградину»), но и как настоящие информирующие сигналы, которые подаются с учетом того, что известно обезьяне об информированности человека.
Гомес также предполагал, что обезьяны будут активнее помогать экспериментатору в поисках вилки, если прячущий ее человек будет, во-первых, незнакомым, во-вторых, будет вести себя по-воровски (прокрадываться в комнату тайком, тревожно озираться и т. п.). В опытах на маленьких детях было показано, что люди начиная с очень раннего возраста чутко реагируют на внешние признаки обмана, жульничества или асоциального поведения, и это может сильно влиять на их реакции.
Но на обезьянах это не подтвердилось. Возможно, дело в том, что участники эксперимента — обезьяны из Лейпцигского приматологического центра — постоянно видят незнакомых людей, и это их мало волнует. Но не исключено, что особые психологические механизмы, направленные на эффективное выявление обманщиков и злоумышленников, действительно развиты у людей сильнее, чем у орангутанов и бонобо.
Хуан Карлос Гомес из шотландского Университета Сент-Эндрюса (University of St. Andrews, Сент-Эндрюс, Великобритания) и его коллеги в течение ряда лет пытаются разобраться в этом. «Указующее поведение» (pointing behaviour) антропоидов интересно не только само по себе — как еще один, наряду с языком глухонемых, «человеческий» способ коммуникации, которому обезьяны могут у нас научиться. Указующие жесты дают редкую возможность лучше понять обезьянье мышление и с новой стороны подойти к ключевому вопросу о том, в какой мере наши ближайшие родственники обладают «теорией разума» — способностью понимать ход мыслей и мотивацию поступков окружающих.
Когда люди сообщают друг другу какую-то информацию, в том числе при помощи указующих жестов, они обычно учитывают информированность собеседника: нет смысла сообщать то, что и так известно. Уже годовалые дети неплохо разбираются в этих тонкостях. По обезьянам сведения такого рода пока довольно отрывочны (основаны на единичных наблюдениях, к которым нельзя применить статистические критерии, или на опытах с обезьянами, выращенными людьми, а не своими матерями).
Ранее Гомес, работая с орангутанихой Доной, которая выросла среди людей, обнаружил, что животное способно показать экспериментатору, в какой из двух контейнеров была спрятана пища. Обезьяна была отделена от контейнеров прозрачной перегородкой с отверстиями. Естественно, имелось в виду, что экспериментатор, найдя пищу, не сам ее съест, а передаст Доне через отверстие.
В дальнейшем эксперимент был усложнен. Контейнеры теперь запирались на ключ, который хранился в специальной коробке. Посторонний человек на глазах у Доны прятал пищу в один из контейнеров, закрывал его, а затем перепрятывал ключ. Когда в комнату входил экспериментатор, Дона не только показывала ему, в каком из двух контейнеров находится пища, но и помогала найти спрятанный ключ. Правда, она указывала местоположение ключа только после того, как экспериментатор открывал коробку и тщетно пытался найти там ключ. Этот эксперимент не позволил сделать выводов о «теории разума», потому что осталось неясным, учитывает ли Дона в своем поведении информированность экспериментатора или просто реагирует на его попытки отыскать ключ там, где его нет.
Объединив свои усилия с сотрудниками Института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге, Гомес модифицировал эксперимент и провел его уже с 11 обезьянами, среди которых были и особи, выращенные не людьми, а своими собственными матерями. В опытах приняли участие 5 бонобо и 6 орангутанов возрастом от 6 лет до 31 года.
Как и в опытах с Доной, комната была поделена прозрачной перегородкой на две части: в одной сидела обезьяна, в другой стояли два непрозрачных контейнера. Кроме того, там была коробка, в которой хранился на этот раз не ключ, а длинная вилка, при помощи которой экспериментатор мог достать лакомство (виноградину) из контейнера (без помощи вилки это сделать было невозможно). Еще там находились столы с шестью предметами, под которыми можно было спрятать вилку (кусок материи, пучок соломы, крышка от обувной коробки и т. п.)
Работа с каждой обезьяной состояла из трех этапов: привыкание, тестирование и контроль. «Привыкание» состояло в том, что в комнату входил человек, помещал виноградину в один из контейнеров и удалялся. Затем появлялся другой человек — экспериментатор. Он стоял и ждал, пока обезьяна укажет ему на один из контейнеров. После этого человек подходил к контейнеру, клал на него руку и спрашивал: «Ты действительно выбрала этот?» (с обезьянами говорили по-немецки, ведь они выросли в Центре изучения приматов при Лейпцигском зоопарке). Эта маленькая пауза нужна была, чтобы дать возможность обезьяне указать еще на что-нибудь, например на место, где спрятана вилка. Но на этапе «привыкания» вилка всегда лежала в своей коробке. Экспериментатор доставал из коробки вилку, извлекал виноградину и вручал обезьяне. Если обезьяна не указывала ни на один из контейнеров или делала неправильный выбор, лакомство ей не доставалось. Так повторялось раз за разом до тех пор, пока все обезьяны не усвоили правила игры и не начали безошибочно указывать на «правильный» контейнер сразу после появления экспериментатора.
После этого начался этап тестирования. Он состоял из нескольких сессий по 8 опытов в каждой. Из восьми опытов шесть были точно такими же, как на этапе привыкания. Седьмой опыт был главным. Он отличался тем, что человек, кладущий виноградину в контейнер, перепрятывал вилку под один из шести предметов на столах. Обезьяна это видела, а экспериментатор — нет. Восьмой опыт отличался от обычного тем, что человек, кладущий виноградину в контейнер, доставал вилку из коробки, показывал ее обезьяне и клал на место. Это делалось для того, чтобы обратить внимание обезьяны на вилку (как в седьмом опыте), но без необходимости указывать ее местоположение экспериментатору. Седьмой и восьмой опыты случайным образом располагались между шестью обычными.
В шести обычных опытах обезьяны вели себя так же, как и на этапе привыкания. Они указывали, где находится пища, а вилку экспериментатор находил сам, потому что она лежала на своем обычном месте в коробке. То же самое наблюдалось и в восьмом эксперименте. В седьмом опыте большинство обезьян уже во время первой или второй сессии начинали показывать экспериментатору, куда спрятана вилка. Этому их никто не учил, они догадывались сами. Сначала они делали это лишь после того, как экспериментатор безуспешно рылся в коробке. Но затем, от сессии к сессии, все больше обезьян, предвидя дальнейшие события, показывали на спрятанную вилку еще до того, как экспериментатор направлялся к коробке. Начиная с 19–20-й сессии так поступало большинство животных.
Как и во всех опытах такого рода, между обезьянами выявились индивидуальные различия. Двое бонобо вообще не поняли, чего от них хотят, и ни разу не помогли человеку найти вилку. Этих тугодумов пришлось отстранить от дальнейших опытов. Орангутаниха Дуня так и не научилась указывать экспериментатору местоположение вилки до того, как он начал искать в коробке. Ее тоже не допустили до третьего этапа. Орангутан Вальтер додумался показать вилку пальцем только на десятой сессии, однако уже начиная с восьмой сессии он указывал экспериментатору местоположение вилки иным способом — просто подходил к предмету, под которым спрятана вилка, и смотрел на него. Но в эксперименте изучалось показывание рукой или пальцем, а не взглядом, поэтому бедное животное виноградины не получало.
Восемь обезьян, прошедшие все испытания, были допущены к третьему, «контрольному» этапу. Здесь всё было так же, как на этапе тестирования, за исключением седьмого опыта. На этот раз экспериментатор присутствовал в комнате в то время, когда другой человек перепрятывал вилку, и видел всё происходящее. В другом варианте сам экспериментатор перепрятывал вилку. Обезьяна всё это тоже видела. Таким образом, она знала, что экспериментатор знает, где спрятана вилка. Сможет ли она учесть это знание? Будет ли она по-прежнему показывать экспериментатору спрятанную вилку, невзирая на то, что ему и так всё известно?
Это и был ключевой тест на «теорию разума». И обезьяны выдержали его вполне достойно. Они всё равно иногда указывали на вилку, но делали это достоверно реже, чем в том случае, когда перепрятывание производилось в отсутствие экспериментатора. Особенно отличились орангутаны; у бонобо различия в поведении между двумя ситуациями были выражены слабее.
Таким образом, обезьяны используют указующие жесты вполне осмысленно, и не только как просьбы («возьми, пожалуйста, вилку, иначе ты не сможешь добыть для меня виноградину»), но и как настоящие информирующие сигналы, которые подаются с учетом того, что известно обезьяне об информированности человека.
Гомес также предполагал, что обезьяны будут активнее помогать экспериментатору в поисках вилки, если прячущий ее человек будет, во-первых, незнакомым, во-вторых, будет вести себя по-воровски (прокрадываться в комнату тайком, тревожно озираться и т. п.). В опытах на маленьких детях было показано, что люди начиная с очень раннего возраста чутко реагируют на внешние признаки обмана, жульничества или асоциального поведения, и это может сильно влиять на их реакции.
Но на обезьянах это не подтвердилось. Возможно, дело в том, что участники эксперимента — обезьяны из Лейпцигского приматологического центра — постоянно видят незнакомых людей, и это их мало волнует. Но не исключено, что особые психологические механизмы, направленные на эффективное выявление обманщиков и злоумышленников, действительно развиты у людей сильнее, чем у орангутанов и бонобо.
Обсуждения Жесты обезьян