Аркадий Ровнер

Детская и юношеская предрасположенность к тому, что обозначалось как "надуманное", "романтическое", "бесполезное". Неукоренненность в социальном: в семье, школе, друзьях, карьере. Отсутствие серьезного интереса к внешним достижениям и успехам. Отстутствие желания подстраиваться под писанные и неписанные требования социума. Настойчивый поиск созвучных реалий и пространств. Долгий и трудный путь с великим множеством отклонений и ошибок. Встречи с замечательными людьми.

Запад не позволял тянуть с российской неопределенностью, нерешительностью. Нужно было либо раствориться в какой-либо предлагаемой структуре (социально-психологическом пространстве), либо обрести свою. Борьба за свою, а не навязанную жизнь - стала главным содержанием моего "американского опыта". Люди обычно прячутся за надежную среду и сводят на нет собственный опыт. Годы эмиграции (1974-1994) были для меня временем внутренней закалки и обретения зрелости. Зрелость - это здоровая кристаллизация. Здоровая - значит опирающаяся на внутреннюю предрасположенность. Я говорю о балансе, сочетающем этапы внутреннего поиска с жизнью на грани устойчивости в живой динамике мегаполиса (Нью-Йорка). Достаточно сказать, что основой устойчивости нашего с Викторией мира были наш малолетний сын и наши с ней тогда нигде не публикуемые и никому не нужные стихи.

Внешняя деятельность расширилась, опубликовано больше книг, появилось больше попутчиков. Направление не менялось.

Нужно сказать об особой роли учителя на пути "само-делания" и "само-развития". Учитель учит, транслируя свое переживание реальности, а ученик учится, взращивая свою реальность. В этом смысле у меня были сотни учителей от Сократа и Платона и до Успенского и Гурджиева. От Бодлера до Гюисманса. От Державина и до Аронзона. И два современника Степан Ананьев и Владимир Степанов, укрепивших меня в моих первых шагах. О них, как и Виктории Андреевой, можно почитать в моей книге воспоминаний.

С самого возвращения из Штатов я обнаружил себя среди людей, ищущих у меня смысловую и жизненную поддержку. На Западе таких людей очень мало, кристаллизация там происходит очень рано и имеет сильную прагматическую окраску. Я помню в Нью-Йорке молодого человека 16 лет, написавшего сказку. Эту сказку, единственное своё произведение, он издал, театрализовал, пробил на радио, затем начал искать переводчиков для перевода ее на иностранные языки.

Поиск смысла и направления жизни на Западе в значительной степени институциализирован или связан с раскрученными именами и философиями. Западное массовое сознание негибкое, застывшее. Семейная религиозность в духе "я евангелист, потому что мои родители евангелисты" и идеологическая левизна там - повальные явления. В России больше доверия к индивидуальному впечатлению от личной встречи и даже от текста. Больше неуверенности. В конце 80-ых, когда я впервые приехал в Россию, на нее, как вороны на падаль, налетели полчища протестантских и всяких других сектантов. В этих условиях нужно было возвращать молодежь к истокам российского самосознания: к П.Я. Чаадаеву и Вл. Соловьеву, к Игнатию Бренчанинову и Петру Успенскому, к российскому массонству и русской поэзии и живописи.

Стремление к высоким состояниям, открывающее высокие сферы мироздания, - это центральный элемент всех мировых традиций. Каким-то образом эта категория была просмотрена и философами, и психологами, даже в наших домашних религиях эта категория упоминается вскользь среди всего другого. Действительно, что это такое? Можно ли работать с состоянием, культивировать его? Оказалось, что можно и нужно. После 10 лет такой работы в разных частях России, Прибалтики, Украины и Молдовы, я написал книгу, в которой обобщил опыт этой работы.

Есть только одна Традиция и ее вариации в разных эпохах и разных цивилизациях. Представлять ее всю едва ли кто-то способен. Найти свое место и свою задачу в ней великая привилегия.

Семинары я начал проводить с года возвращения в Россию (1994) и веду их до сих пор, включив в свою орбиту, помимо отпавших от России стран, также и некоторые другие страны Европы и Азии. Содержание этих семинаров - это работа с состоянием, балансирование и культивация состояний, стремление к высоким состояниям. В семинарах участвуют люди всех возрастов и мировоззрений - ведь состояние не зависит от мировоззрения. На этих семинарах многие практики проводятся опытными инструкторами, учившимися у меня и не только у меня. Значительна также культурная составляющая семинаров: философия, поэзия, музыка и танец. Последние семинары проходили на склонах Эльбруса, в Армении на горе Арагац, в Латвии и в Праге.

Я был и остаюсь литератором - поэтом, прозаиком, эссеистом. Из 18 вышедших до сих пор моих книг большая часть - проза и поэзия. На протяжении многих лет происходило сближение метафизического, духовно-практического и литературного аспектов моих работ и их слияние в одно неделимое целое. Кульминацией такого слияния стала моя последняя еще не опубликованная эпическая поэма "Новый Гильгамеш, или Наука бессмертия" - опыт интерпретации древнейшего мифа, который оказался способным вместить в себя новое обличие универсальной Традиции.

Георгий Гурджиев - один из ярчайших метафизиков и духовных практиков прошлого века. Его наследие, пародоксальное и интригующее, продолжает нести живые импульсы молодым искателям Истины. Международный Гурджиевский клуб - реальное и виртуальное место встреч и инициатив людей со всего мира.

Я не планирую будущее. Проекты приходят и захватывают меня целиком.

Нет ничего более важного "для совершенствования и всестороннего развития", чем здоровая среда, не сужающая, а расширяющая кругозор духовного искателя.

Пожелание цельности, радости и покоя - наперекор усиливающимся тенденциям разбросанности, тревоги и беспокойства.