Сон пауки

С чего начать?.. Начать... Начать, полагаясь на свою излюбленную манеру, с реплики неизвестного? Или же... Изменить себе и впасть в описательное состояние, нудного рассказывания и расписывания чувств?.. Нет, я скажу, что начало мутное, неопределенное, скрывающееся в черной луже внутренней памяти, скажу, что нет ничего, с чего логичней всего можно было начать... И лишь обрывки тех воспоминаний могут собрать воедино то, что происходило так, будто это был на яву... Так, будто эти два розовых пятнышка на подушечке пальца - действительно заживший укус... Начну... Начну с того, что мир тот не понятен, не понятен и пуст как мертвая земля, переливаясь охристыми оттенками, покрываясь большими холмами и скалами. Словно, глядя в окно, видишь запыленную дорогу, протоптанную за несколько месяцев оседлой жизни и вздымающийся вверх до самого верхнего края оконной потрескавшейся белой рамы... Одни и те же темные, похожие на склеенные из подручных материалов будки, где по определению надо было жить... Помню белую дверь из белого металлического ребристого покрытия без ручки, с черной еще не ржавой вертикальной дыркой для ключа. Помню деревянные панели разного цвета, скрепленные досками... Не помню окон и, пожалуй, единственным отверстием, которого не замечаю, глядя из вне, служила узкая горизонтальная полоска, вырезанная в двери. Сквозь нее видели фигуры... То бегущие, в ужасе оглядывающиеся назад, то шатающиеся и раскрывающие окровавленные пасти... Кто они?

На миг нормальный человек лет 30, женщина, с пухлым лицом и слегка вьющимися темно-русыми волосами открывает рот и прыскает в себя что-то из шприца. Кто-то долбится в белую дверь, прося открыть, вращая безумно серыми глазами, заполая изрезанными пальцами в отверстие. Его хватают за желтоватые волосы и оттаскивают. Эта женщина... Она потемнела кожей... Она зубами впивается в голову человеку и начинает смыкать челюсти... Заткнуть уши... Заткнуть их пальцами, ладонями, чем угодно, но не слышать этого крика... Отвернуть лицо, зажмурить глаза и упасть в бездну забытия, чтобы все это оказалось лишь жутким кошмаром, от которого просыпаешься в кровати на спине, а руки в стороны. И рядом лишь кот, умиленно мурлыкающий под боком, видя свои вкусные кошачьи сны...

Начать бы с самого начала, да пропадающие картинки не дают собрать воедино то, что кажется очевидной и последовательной историей... Нет... Нет ни начала, есть лишь основа и кульминация...

Я вижу особняк, внутреннее классическое убранство, красные тона, золотые, изумрудные... Промелькнувшие за меж углами в комнате книжные шкафы... Впереди коридор шагов в пять. В два - поворот налево, в три - дверь, прямо - открытая комната с книжными шкафами... Лишь наблюдатель? Насильно смотреть на появившиеся трупы в левой стороне? На то, как, ломая нижнюю часть двери, кого-то присевшего рядом хватают и затаскивают с жутким хрустом? Зачем это смотреть?... Не вижу смысла, но смотрю... Смотрю как покрываются обломко дерева зеленой полупрозрачной слюной, слышен чей-то утробный рык...

Подбегаешь к той саомой лачужке с белой дверью, тяжелое дыхание, темноволосая худая женщина рядом, резко срывается с места и пытается закрыться. Страх пинает тяжелым сапогом в спину, заставляя бежать еще быстрее, чтобы вырвать дверь из рук ее и скрыться вместе в доме, как раз, когда край глаза разглядел темную старческую фигуру, прихрамывающе-бегущую к нам. Он был живой, но его не пустили. Сквозь дырку рассмотрели его промелькнувший силуэт на самом краю уже отверстия и вот уже желтоволосого, застучавшего в дверь, кусают в голову...

Что-то похожее на банку упало на уголок стола, из темнеющего пространства показалась желтая, лимонного цвета голова маленкой обезянки с черными тремя глазми, расположенными треугольником. Рядом стоявший человек, личность которого не могу вспомнить, протянул руку, подзывая пальцами существо. Ступив паучьими лапками на свет, глаза выдали ужас - большой тарантул, желтый, шерстистый, с длинными, на ощупь твердыми ногами, словно у него были кости, а голова обезьяны... Паук забрался на плечо человека, оглядывая меня и его, толкая губами пальцы, открывая черный рот с тонкими клыками. Чувствуя дрожь в руке, пытаюсь оттолкнуть настырное создание средним пальцем, чувствую резкую боль и отдергиваю руку с двумя точками от зубов на пальце. Крик сбоку, хрип, кровь из прокусанной шеи... Бежать...

Снова особняк... Снова тот коридор с телами... Зачем я здесь? Вижу девушку... У нее розово-морковного цвета прямые волосы, серо-голубые глаза. Она в какой-то форме... С фурашкой старых времен за голове. Она садится рядом с каким-то телом, начинает рыскать в одежде на груди, вытаскивает записную книжку в темном под каштан переплете, достает что-то удлиненное, металлическое с узким носиком и начинает с прыскающим как у балончика звуком водить по правому нижнему уголку книжки... Проступают надписи, обозначается серебристая полосочка с тремя крупными полуокружностями, спускающимися вниз, черные английские буквы, собирающиеся в слово DEATH BOOK... Сверху над самой полоской начинают растекаться кровавые капли, собираясь словно алый воск, готовый для печати, три капли, три места, подобно низу... Девушка вставляет в них круглые жетоны... Их три, последний самый правый, помню золотистый рисунок на черном фоне. Силуэт головы китайского дракона с выгнутой шеей. Средний жетон изображал гладкую голову грифона... Третий вылетел из памяти.

Глаза двинулись на зияющую дырку в двери, покрытую зеленой слизью, показалась тень, а затем и само существо... Тот самый черный дракон. Он неслышно покосился зелеными глазами на спину девушки, уже укладывающей книжку на грудь трупа, и приготовился... Хотелось закричать, закричать так, чтобы услышали все живые, все, кто мог помочь и спастись, но вместо истошного вопля, лишь немое напряжение, пытающееся превратиться в голос даже, когда в лицо полетели брызки крови, уши зазвенели от хруста костей, за чем из книжной комнаты, удобно пристроившись возле шкафа, наблюдал прищуренным глазом чуть запачканный с черным клювом белый грифон, подгибая воронью когтистую лапу и прекрывая глаза подобно коту после сытного перекуса...

Лишь тогда, когда за спиной больше не слышишь чьи-то живые шаги, живого голоса, не ощущаешь теплого дыхания, не чувствуешь безумную, ослепляющую надежду... Лишь тогда, когда на глаза, мешая, накатывают большие соленые слезы, остервенело сдираемые сохлой, пыльной рукой, когда позади остаются лишь мертвые дома и могильная тишина, а впереди отравленная кровью река и сломанный деревянный мост, когда последняя капля надежды на спасение хоть кого-нибудь еще сорвалась с сердца и разбилась отчаянно о пустынные скалы этого сгнившего мира... Лишь тогда остается только приставить дуло к виску, чтобы выпустить последнюю пулю и окончить страдания живого, настоящего человека, мертвым телом рухнувшего вниз, во тьму, чтобы окончить своей смертью эпоху человечества...

Каждый сон мне не страшен. Я не ворочаюсь в кровати, вскакивая в холодном поту, не вскрикиваю... Лишь утром просыпаюсь, сажусь за стол и начинаю записывать все, что видела