оголодав к утру туман, прикормленный на весях,
глотал этажный островок, дворовое нутро.
но был не жаден при своём бубновом интересе -
отдал краюху мостовой и буковку метро.

а там людские косяки, касаясь плавниками
таких же сонных карасей, хрусталиками глаз
налево-право и в упор, болезненно сверкали,
и был понятен, как пятак, дорожный парафраз.

и всех их, тёпленьких, под нос вонзаясь нашатырно,
ждала на выходе весна и била наповал.
силком затянутый восток, как голубок козырный
и трепыхался, и рыжел... и пёрышки сдувал.

и полынья за полыньёй - лежалая водица,
ни с коромысла, ни с лица, а с утомлённых плеч
земли, согнутой от снегов подковкою уффици.
сквозь наши души и сердца ей течь и течь, и течь...