По разбитым дорогам стремимся в Рим,
что под номером три, будто мим под гримом.
...Не резиновый он? Да и... рим бы с ним!
Подрастянется, примет... И нам, троим,
неприкаянным пилигримам

предоставит мирок, хоть в одно окно,
где засорены стройкой в проёме дали.
И захочется света, простора, но...
Темнота... И горчит в темноте вино -
сплошь поддельное «Цинандали».

...И горчит вино, и горит зерно,
И руно мы найдём едва ли.

И по тем же дорогам — домой, где печь
(в ней случается корочка с угольками),
где воды хрипловатой из крана речь,
что глаголом сердца не пытаясь жечь,
хлещет истины... с матерками.

Третьеримские сплетни - не тот калибр
для неё, родниковой, не акведучной.
К ней, дрожа всем остатком душевных фибр,
приникаем, забыв, как столичный Тибр
выгибался нам вслед беззвучно...

...И отравлен Тибр, и продавлен мир -
под потребности. Подкаблучно.